- Чесс! - крикнула Джейс ему вслед, но его шаги даже не замедлились. Он был зол, обижен и пристыжен, его детский разум был переполнен противоречивыми мыслями и чувствами. Он съел тело ближнего; его мать ценила жизнь рыбы больше, чем его собственную; его мать никогда не сможет простить ему того ужасного поступка, который он совершил; его мать предпочла бы видеть, как он умирает с голоду, чем позволить ему съесть рыбу, которая все равно была мертвой. Его рот наполнился вкусом соли и рыбы, когда он бежал, тяжело дыша. Он оказался у общественного колодца.
Он бросился к воде, чтобы напиться, отдышаться и снова напиться. Но вкус его греха никуда не делся. Долгое время после того, как его жажда была утолена, он пил тепловатую воду, пил до тех пор, пока не почувствовал, как она плещется внутри. Но вкус соленой рыбы все еще наполнял его рот, как непристойность. Он поднялся и тяжело зашагал прочь.
Он едва замечал, куда вели его шаги. Он не мог вернуться в курятник; в своем воображении он видел закрытую дверь, которую его мать держала изнутри. Он не рискнул бы столкнуться с невыносимой реальностью подобного. Бессознательно его шаги направились в сторону уютных звуков людских разговоров и смеха.
Резкий свет факелов окрашивал темноту. Он оказался на краю рыночной площади. Съежившись в мягкой тени стены, он вглядывался в людей, которые так громко смеялись и разговаривали. Его отяжелевший от воды желудок печально заурчал при виде свежих дынь, сложенных горками. Воздух наполнился сладостью, когда фермер разрезал одну, демонстрируя ее сочность. Еще один фермер остановился, чтобы поговорить с продавцом дынь; его ослик беспокойно переминался с ноги на ногу из-за задержки. Корзинки были полны мягких фруктов с оранжевой корочкой, о которых Чесс не знал, но теплый аромат дразнил его ноздри. Он присел на корточки в тени, крепко держась за живот.
Внезапный взрыв женского смеха напугал осла. Ему достаточно было мотнуть длинноухой головой и дернуть крупом, чтобы полдюжины спелых фруктов высыпались из переполненных корзин. Фермер горько выругался и рывком повел животное к собственному прилавку на рынке. Чесс остался сидеть на корточках в темноте, уставившись на наполовину раздавленный фрукт в пыли. Мужчине он был не нужен, и, похоже, никого больше не интересовал. Он выскочил из тени, чтобы схватить его. Как мышь, ухватившая крошку, он со своей добычей скрылся в укрытии стены..
Сок липко потек по его подбородку, и зубы заскрежетали о грубую косточку. Он жадно ел, не обращая внимания на пыль и песок, прилипшие к раздавленному боку. Он проглотил два, а затем и три, прежде чем почувствовал, что его голод утих. Три плода остались у него на коленях, и он запоздало подумал о своей матери. Противоречивые эмоции все еще бушевали в нем, но все решила любовь, любовь, которая в такой же степени была чувством, как и привычкой. Он рискнет навлечь на себя гнев матери, чтобы поделиться с ней этим фруктом, теплым и сладким, как воспоминание об их мягком темном мире. Он встал, держа фрукты в руках, и выскользнул на улицу.
- Хо! - раздался крик как раз в тот момент, когда тяжелая нога в ботинке наступила на его маленькую босую ногу. С криком боли Чесс выронил фрукты и отскочил в сторону. Но тяжелая рука опустилась ему на плечо и сжала его прежде, чем он успел ускользнуть в темноту. Он почувствовал кисловатый запах вина и в ужасе уставился в отяжелевшее серое лицо. Большие карие глаза проницательно смерили его взглядом, но внезапно смягчились.
- Я сломал тебе ногу, малыш? - спросил незнакомец, и доброту в его голосе нельзя было ни с чем спутать. Чесс мог только молча покачать головой. Он наклонился, чтобы поднять свой дважды помятый фрукт, но взмах большой руки отбросил его обратно в пыль. - Нет, малыш, теперь все испорчено. Но не думай, что старина Микл отправит тебя домой, чтобы ты получил нагоняй и пощечину. Я наступил тебе на ногу и испортил фрукты. Так что я буду тем, кто все исправит. Итак!
Тяжелая рука на его плече развернула его. Микл тяжело оперся на него и потащил через рынок к прилавку торговца фруктами. Чесс потерял дар речи от страха. Он понятия не имел, что задумал этот человек, и мог думать только о своей матери, одинокой в унылой хижине, и о ужасном солнце, которое рано или поздно должно было взойти. Если бы рука пьяницы не сжимала так крепко его плечо, он бы вывернулся и исчез в темноте, чтобы снова найти свою мать, независимо от того, какие упреки и презрение он мог бы встретить. Но хватка Микла была крепкой.
- Дюжина самых пухлых из ваших! - надменно сказал он торговцу хриплым от выпивки голосом. - Протяни свою корзинку, мальчик! - Когда Чесс беспомощно уставился на него, Микл наклонился и покосился на его пустые руки. - Так вот в чем проблема! Нет корзины, чтобы носить все. Неудивительно, что ты рассыпал фрукты, дорогой. Придержи персики, фермер. Мы вернемся.
Следующие несколько часов прошли для Чесса в каком-то восхитительном ужасе. Микл купил корзину, достаточно большую, чтобы вместить дюжину персиков, и с запасом. Казалось, что место в корзинке обеспокоило его, поэтому он добавил дыню и две хрустящие буханки теплого хлеба. А затем немного ткани, чтобы прикрыть ее и сохранить фрукты от пыли и тепло в хлебе. И пару сандалий для мальчика, чтобы в следующий раз, когда на его ноги наступят, у них была хоть какая-то защита. А затем щетку, чтобы пригладить его буйные волосы. Когда они были приглажены, такая аккуратная шевелюра заслуживала шляпы и пары перьев, чтобы придать ей задорности. Но тогда туника была слишком рваной для такой красивой головы, поэтому Миклу пришлось накинуть поверх поношенного коричневого одеяния мальчика синий плащ. Он бродил с Чессом от стойки к стойке, часто добродушно отрыгивая и пошатываясь. Его рука всегда была на плече Чесса. Микл нес тяжелую корзину; руки Чесса под мягким голубым плащом были оборонительно прижаты к худой груди. Микл купил ему клейких конфет, которые продавец передал ему в чашечке из завитых листьев. После того, как Чесс съел одну, он нашел в себе силы спросить:
- Почему вы так добры ко мне?
- Каким еще я должен быть с таким щенком, как