- Я скоро должен идти домой, - прошептал Чесс, наполовину опасаясь, что этот странный человек удержит его против воли.
Но Микл только пошевелился, как будто проснулся, и, взглянув на ночное небо, согласился, что, безусловно, должен. Отрыгнув, он с внезапным недоумением огляделся по сторонам
- В какой стороне дом? - спросил он Чесса.
Сердце Чесса замерло, а затем пустилось вскачь. Рука Микла сжала его плечо. Похороненные воспоминания о хозяине гостиницы вспыхнули в его сознании, как свежие рубцы. Но, глядя в размягченные выпивкой черты Микла, он не увидел ни похоти, ни скрытности, только легкое замешательство от выпитого. После секундного колебания Чесс повернул их с рынка к Вратам. В его словах прозвучало новое для него коварство:
- Может, я понесу корзину? Вы несли ее весь вечер, и она, должно быть, стала тяжелой. - От стыда его щеки покраснели, так доверчиво Микл протянул ему корзину, но темнота скрыла его румянец. Сейчас они были вне досягаемости рыночных факелов, двигаясь по тихой улочке, которая вела мимо Врат. Ибо Чесс должен посетить Врата, как он делал каждую ночь с тех пор, как Вандиен покинул их; он все еще надеялся, что Вандиен найдет способ открыть для них Врата.
- Мы идем по Темной улице? - вопросительно спросил Микл. - Так теперь ее называют в народе, ты знал? В стене есть дыра, которая пропускает темноту и прохладу днем и ночью, хотя никто не может сказать, откуда; даже днем здесь серо, а ночь приносит черноту. Но в воздухе царит изумительная прохлада и свежесть. Некоторые люди ушли, сказав, что темнота - дело рук демонов, но столько же переехало сюда, сказав, что прохлада и свежесть - это благословение богов, о которых мы забыли.
Чесс кивнул, едва обратив внимание на его слова. Он ждал, что на булыжниках появится какая-нибудь неровность, что мужчина споткнется и ослабит хватку на его плече. Тогда он уйдет. Адреналин ускорил его дыхание; мышцы ног казались резиновыми от готовности.
Когда Микл все-таки споткнулся, его хватка на Чессе только усилилась. Сердце Чесса ушло в пятки. Сколько времени оставалось до света и тепла? Врата показались слева от них раньше, чем Чесс ожидал. Но нет, это больше не были Врата; их не освещало красное свечение. Приятная прохлада воздуха усилилась, и Чесс почувствовал запах цветов своего дома; но Врата теперь были всего лишь прорехой в прочной городской стене, точно камни разорвались, как лоскуты выветрившейся ткани. Внутри них не было Хранителя, а проход был слишком узким, чтобы впустить или выпустить кого-либо.
Чесс подошел к ним ближе, не обращая внимания на руку Микла на своем плече. Лохмотья тьмы трепетали по краям разлома, холодные, невещественные для его протянутой руки, но ночь вытекала из разлома, густая и сильная, как хлещущая вода. Он просунул в разлом руку, чувствуя, как кожу покалывает в благодарность за свежую влагу. Он наклонился вперед, надавливая. Выше локтя, до плеча. Теперь он забыл о Микле и корзинке. Он повернул свое стройное тело боком и попытался проскользнуть в трещину. Его грудь и ягодицы царапались о камни, он стукался головой о неровные края скалы. Он не мог пролезть.
- Они слишком маленькие! - застонал он, отступая от них. - Никто не сможет пройти через это! Мы никогда не сможем вернуться домой!
- Хм? - напомнил о себе внезапно вопросительным звуком Микл. Хватка, которой он все еще сжимал плечо мальчика, ощущалась ненавистным жарким местом. Чесс повернулся к нему, его мелкие зубы обнажились во внезапной гримасе ненависти.
- Почему ты не отпускаешь меня? - взвизгнул он. - Почему ты держишь меня здесь? - Гнев покинул его, а вместе с ним и силы. Он, рыдая, опустился на твердую брусчатку улицы, чувствуя, как ветер его дома, не давая утешения, обдувает его. Даже слезы, которые он пролил в этом месте, были горячими и солеными, они оставляли жесткие дорожки на его лице и обжигали потрескавшиеся губы. Он свернулся в комочек и раскачивался. У него не было дома, мать ненавидела его, все было неправильно, и он не мог понять, почему все это произошло.
Микл неловко опустился на колени рядом с ним. Он неуклюже похлопал его огромными грубыми руками.
- Вот так, парень. Вот так. Рано или поздно это случается со всеми нами. Для тебя это наступило раньше, вот в чем позор. Как раз тогда, когда тебе больше всего нужно вернуться домой, ты обнаруживаешь, что не можешь. Что ж, я не стану утверждать, что понимаю это. Так ты пришел с другой стороны, не так ли? Я слышал рассказы о людях, которые пришли, не громкие рассказы, но я слышал. Дом. Что ж, есть дома и есть дома. Не скажу, чтобы мой был похож на дом, но это все, что у нас есть на сегодня. - С ворчанием Микл поднял его на руки. Корзина болталась на одном из его волосатых запястий. Он неуклюже завернул мальчика в новый плащ. Чесс обнаружил, что у него нет ни сил, ни желания вырываться. Он уронил голову на плечо Майкла, вдыхая запах его пивного дыхания и пота.
- Не позволяй солнцу освещать меня, - прошептал он.
- Не позволю, - торжественно пообещал Микл. Этот мальчик такой худой и такой напуганный. Интересно, подумал он, зачем он понадобился Заклинательнице Ветров? И где была другая?
Джейс больше не могла звать. Ее пересохшее горло саднило, но разум все еще шептал. “Чесс, Чесс”.
Как только Чесс скрылся из виду, гнев Джейс тоже испарился. На сердце у нее было тяжело, в животе холодело, когда она села на ступеньку лачуги, ожидая его возвращения. Гнев был редкой эмоцией для Джейс, и она не привыкла извиняться за слова, сказанные в пылу гнева, особенно перед Чессом. Но сейчас она на ощупь пыталась придумать, что скажет, когда Чесс вернется. Но он не вернулся. Пристыженная, а затем с растущим страхом, Джейс позвала его. Она вернулась в таверну, где он работал, думая, что, возможно, он вернется туда за кровом и едой после того, как она отвергла его. Украдкой заглянув в дверные и оконные щели, она не обнаружила Чесса, а когда она набралась смелости постучать в кухонную дверь и спросить, там ли мальчик, хозяин гостиницы обругал ее нецензурными словами и вылил на нее миску помоев. Она сбежала, а затем начала бесплодное прочесывание темных улиц и переулков, тихо, но настойчиво зовя