Про брата Ивана Андреевича я слышал. Но тот, в отличие от Городского головы, фигура непубличная, в Городскую думу ходить не любит, предпочитая заниматься конкретными делами.
— Обязательно, — кивнул я.
— Да, задержу вас на минутку… Хотел сказать, что знаком я с Николаем Васильевичем Верещагиным, который кооперацией да маслом занимается. Он же после Реформы у нас мировым посредником был. У нас женился, отсюда в Швейцарию уехал сыроварению и маслоделию учиться. Жалко, что не получилось у него близ Череповца школу сыроварения открыть — денег не нашлось, так он в Тверь уехал. Тамошнее губернское земство мудрее нашего оказалось. И я тогда Николая Васильевича поддержать не смог. А масло он и на самом деле хорошее делает. И секрет имеет.
— Хотите выдам? — усмехнулся я. — Маслобойку не желаете завести?
— Так есть у меня маслобойка, — хмыкнул Милютин. — У меня даже сельскохозяйственная школа имеется. Правда, маленькая.
— Сливки, из которых делают парижское масло, нужно как следует вскипятить. Еще — при изготовлении масла требуется стерильная чистота. Вот и все.
Сообщив этот выдающийся «секрет», от частого упоминания которого на научных конференциях у меня уши свернулись в трубочку, собрался откланяться, но Городской голова меня остановил, буквально ухватив за рукав:
— Подождите-ка Иван Александрович, не уходите. Скажите, сколько вам за секрет? Десятой части прибыли хватит?
— Господь с вами, — испугался я. — Я сам случайно этот секрет узнал. Ничего не надо.
— Нет, Иван Александрович, так нельзя, — заволновался Милютин. — Я же теперь производство смогу развернуть. Получится, что я вам должен буду, а я этого не люблю.
Исправник же пришел в окончательный восторг. Ухватывая меня за плечо, Василий развернул лицом к выходу, освобождая от чересчур честного купца.
— А вы ему еще одну фарфоровую козу купите, — посоветовал Абрютин. — И Иван Александрович будет доволен, и у вас на душе спокойней.
Глава 15
Сложный выбор
Абрютин пошел к себе — ему еще целый час в кабинете сидеть, а я отправился домой. Василий, возможно, немного обиделся, что я отказался от нашего традиционного чаепития, но мне не терпелось. Все-таки, о чем Ане написал Бородин? Скорее всего, сообщил новость, которую мы уже и без него знаем — мол, Высшие курсы реорганизованы в Медицинское училище, как только появится аттестат — милости просим.
Удивительно, что вообще светило медицины и музыки вспомнил о своей случайно попутчице. Впрочем, у профессора большой опыт общения с учеными барышнями. Пройти мимо такого уникума, как моя названная сестрица, пусть это и простая крестьянская девчонка — просто глупо.
По дороге вспомнил, что нужно получить деньги. Револьвера с собой нет, авось да не ограбят по пути.
Двенадцать тысяч сумма большая, да что там — огромная и деньги мне вручали в кабинете почтмейстера — надворного советника Попова.
А тот, самым тщательнейшим образом все сосчитав, вручил перо, чтобы я расписался в ведомости, потом вздохнул:
— Это же мое жалованье за десять лет!
Я только руками развел — дескать, не виноват, что столько прислали, рассовал бумажки по всем карманам шинели. Удалось, но теперь у меня все оттопыривалось.
— Ме-еее! — поприветствовала меня рогатая постоялица, заслышав скрип калитки и шаги. В другое время я бы открыл дверцу сарайки, поговорил с ней, но тут только отозвался:
— И тебе здоровья.
Скоро снег выпадет, надеюсь, сарай хорошо утеплили? Не замерзла бы.
В своем собственном доме я застал обеих барышень, сидевших за столом и перерабатывающих очередной наш рассказ о Шерлоке Холмсе. То есть — о князе Крепкогорском. Князь, вместе с верным Василием Кузякиным расследует скандал в Моравии. Король Моравии Карл (а какое имя еще должен носить король?), затеял интрижку с провинциальной актрисой Ириной Хостинской (творческий псевдоним Ирэн Хоста), бросил ее, а несчастная женщина поклялась отомстить.
Ну и так далее, по тесту. Увы, не придумал — что бы такого «прогрессорского» вставить в рассказ, но решил, что и так сойдет. Переизбыток научной информации тоже вреден.
При моем появлении барышни оторвались от увлекательного занятия и кинулись встречать главного соавтора. Могли бы и раньше — небось, слышали, как Манька мекает.
Анна взяла шинель, Леночка подставила щечку для поцелуя, а когда я уселся снимать обувь, склонилась ко мне и предложила:
— Помочь?
— Лен, да ты что? — слегка испугался я.
Обе девчонки захихикали, а Анна объяснила:
— Елене Георгиевне в гимназии сказали, что примерная жена должна мужа встречать с тапочками в руках, да еще и сапоги с него снимать.
С тапочками — это ладно. Мой знакомый пытался заставить жену, чтобы та встречала его с работы рюмкой водки и огурчиком. В результате пить ему пришлось бросить.
— И кто такой умный? — поинтересовался я.
— Есть у нас одна дама — преподаватель чистописания, — отмахнулась Леночка. — Сама, правда, отродясь замуж не выходила, но гимназисток учит. Мне интересно стало — что ты мне скажешь, если я с тебя сапоги снимать стану?
— Решу, что ты заболела, — вздохнул я. Подумав, добавил: — Впрочем, все в этой жизни бывает. Допустим, я сам заболею, с работы приползу на четырех костях или мы с господином исправником малость э-э…переберем, и тоже на четырех явлюсь.
Леночка обхватила меня за плечи, прижала к себе.
— Больной, пьяный, какой угодно… Главное, чтобы ты снова с пулей не пришел.
Мне стало неловко. Знает ведь, что пуля попала вскользь, да и ранение-то пустяковое, но отчего-то переживает.
Я сидел, обхватив Леночку, она обнимала меня за голову. Подошла Анька, приобняла нас за плечи, назидательно сказала:
— Глупые вы у меня оба. И чего вы плохое вспоминаете? Ну-ка прекратите.
А тут явился Кузьма. Наш кот-подросток, оценив ситуацию, ткнулся в меня мордочкой, а потом ловко вскарабкался на колени — дескать, а меня-то забыли? А я не ваш? Ну вот, вся семья в сборе…
Но Анна не сторонница долгих объятий. Отстранившись, глубокомысленно изрекла, нарушая торжественность момента:
— Лена, как ты считаешь, твоему будущему мужу стричься не пора? Что-то он пооброс.
Вот, прагматичная особа, все-то бы ей испортить. Теперь и Леночка, вместо того, чтобы прижимать мою головенку к своей груди (приятно же!), отстранилась и