— Сынок ваш где в сегодняшнюю ночь был? — поинтересовался я.
— Так дома был, спал он. Понадобится — где хошь о том подтвержу.
А вот тут, судя по лицу, женщина точно соврала. Ответила, пусть и сразу, но уж слишком быстро. И что это значит — подтвержу?
Я покачал головой, грустно улыбнулся:
— Что ж, уважаемая Надежда… Прости, отчества твоего не знаю. Не обессудь, сейчас обыск в твоем доме проводить станем. Сами не отыщем, собачку о том попросим. И лучше, если ты сама краденое выдашь. И для тебя лучше, и для сына.
Посмотрев на пристава, сказал:
— Антон Евлампиевич, съездите в реальное, и парня задержите. Вначале сюда… Впрочем, — передумал я, — можно сразу в участок.
— Слушаюсь, — вскинул ладонь к фуражке старый служака.
— Господин следователь, не виноват Витюшка! — запричитала вдруг женщина. — Это Федор его заставил!
— А он разве не в Пошехонье? — удивился купец. — Ему там еще два дня положено быть.
Надежда замолчала, только испуганно оглянулась в сторону дверного проема.
— Ага, — хмыкнул я, собираясь войти внутрь. Сейчас зайду, да заарестую.
А вот теперь уже меня отстранили в сторону и, не кто иной, как унтер-офицер Савушкин.
— Нет уж, ваше высокоблагородие, не лезьте, — строго сказал помощник пристава. — Задерживать — наше дело. Вначале мы входим, а потом уже вы.
Спорить я не стал, просто отошел в сторону, пропуская вперед Савушкина и еще одного из парней, чью фамилию я не знал.
Шума и криков не слышно, значит, приказчик голову не потерял и предпочел сам сдаться. И это правильно. Подождал, до тех пор, пока Спиридон не крикнул:
— Входите, господин следователь.
Только собрался войти, как Тугулуков попытался ворваться в дом раньше меня, поэтому пришлось его перехватить и передать на руки Ухтомскому.
— Подержите-ка господина Тугулукова, — попросил я пристава. — Нечего ему тут делать.
— Да как это нечего? — возмутился купец. — А товар мой? А Федька, сволочь такая?
— Если товар тут, никуда он не денется, — успокоил я Валериана Николаевича. — Мне все равно все шубы переписывать, меха пересчитывать. С собой пока заберу. Как закончу, я к вам курьера пришлю, что можно забрать. А вы, поезжайте-ка лучше в лавку, пока все остальное не растащили. Вы же ее наверняка не заперли?
Тугулуков злобно посмотрел на племянника, а тот только развел руками.
— Так дядя Валериан, вы сами велели извозчика срочно взять, так я и взял.
— А сам на… поехал? Чего не остался? — зарычал купец.
— Так вы поехали, и я с вами. Думал — вы лавку запрете.
— Ух, не дай бог еще что украдут — шкуру спущу!
Вот так с потерпевшими. И смех, и грех.
— Поезжайте-ка в лавку, Валериан Николаевич, — посоветовал я. — Водочки выпейте, в чувство придите. Вы, небось, сейчас морду своему приказчику кинетесь бить?
— Так я ему, сукину сыны не то, что морду…
Тут купец выдал целую тираду непечатных слов, а потом горестно сказал:
— Ведь двадцать лет у меня служил! Двадцать лет! Кто ж мог подумать? Я же Федору, как себе доверял! Я же ему семьдесят рублей в месяц платил!
— Вот-вот, а мне только тридцать, — влез в сетования дядюшки младший приказчик.
Лучше бы он промолчал. Дядька отвесил племяннику такую плюху, что парень с ног слетел. Сам виноват. Зато купец слегка облегчил душу.
— Антон Евлампиевич, увозите господина купца в лавку, пусть он пока официальную жалобу составит, подскажете что писать.
— А с мальчишкой-то что? — деловито поинтересовался пристав. — Арестовывать или нет?
— Сколько лет парню? — спросил я жену старшего приказчика, так и стоящую у входа.
Надежда не плакала, но пребывала в каком-то оцепенении. До нее не сразу дошел мой вопрос.
— Тринадцать лет минуло.
Тринадцать… А уголовная ответственность у нас начинается с десяти лет. В принципе, следуя «Уложению о наказаниях», парня можно смело арестовывать и сажать в участок, а оттуда, после допроса, переводить в тюрьму, чтобы ждал суда. А суд решит — заслуживает ли реалист наказания, нет ли. Вынесут вердикт, что виновен — пойдет отбывать наказание. А ведь и присудят. Уж слишком крупная кража. Разве что, каторжные работы ему не дадут, а только ссылка на поселение. Но можно и повременить. В Окружной тюрьме для малолеток отдельных камер нет, определят парня вместе с уголовниками. Отца вначале допрошу, там подумаю.
— Если тринадцать, то арестовывать мы его пока не станем, — решил я. — Отвези господина купца, а потом обратно возвращайся.
Ухтомский повел купца вместе с причитающим приказчиком, а я пошел к злоумышленнику.
А тот сидел в передней на лавке рядом с городовым (вспомнил фамилию — Иванов!), а Спиридон Савушкин деловито втаскивал из соседней комнаты мешки.
По правилам положено сейчас вытащить из мешков все содержимое, разложить, пересчитать и переписать в присутствии задержанного. Не хочется это делать, а ведь придется, куда денешься? Это я купцу сказал, что позже составлю перечень, чтобы тот убрался пока с глаз долой.
— Чего сидим, кого ждем? — поинтересовался я у подозреваемого. — Бери мешки, вываливай все на пол, показывай, считай, а я записывать стану.
Усевшись с краю стола, вытащил из-под шинели свою папочку. И как я ее не выронил в суматохе? Ручка на месте, чернильница — подарок служителя, тоже. А листы бумаги у меня стандартные, не типографские. Опять-таки, кое в чем нарушаю закон, проводя следственные действия без открытия уголовного дела. Но Акт изъятия могли и городовые составить, а не следователь, а дело я сегодня же и открою.
Федор Неуроков такого приказа не ждал, но встал и послушно начал вытаскивать из мешков и шубы, и меха, а я все исправно записывал в Акт изъятия, а попутно расспрашивал — как это старший приказчик, при семидесяти рублях в месяц, решился так круто хозяина обокрасть? И, мало того, что сам пошел на дело, так еще и сына с собой прихватил.
Неуроков все еще раз расскажет, под протокол, но если я заранее буду знать, что и как, то и протокол допроса составлять станет легче и быстрее.
Конечно же, первое, что услышал, так это то, что его бес попутал. Эх, сколько же раз я это слышал?