Подумаешь, немножко размялись. При их сидячем образе жизни это даже полезно. Бульдожек бежал чинно, как и положено четвероногому джентльмену, а за ним, неспешно трусили и Холмс, и Ватсон. А тут…
А вообще, мастифов пускают по следу? Ни разу про это не слышал. И про то, что необученная собака способна взять след. Их натаскивать полагается, и все прочее.
Наверное да, так оно и есть. Но вот, поди же ты. И след мастиф (девочка — тоже мастиф или мастифша?) взял, и чешет вперед, как ни в себя.
Я человек молодой, крепкий, пусть за последнее время нетренированный, так и то почувствовал, что в боку закололо, дыхание перехватило. А каково Александру Ивановичу? Дядька немолодой, позабывший, наверное, каково оно бегать? А он, вишь, бежит, словно молоденький.
Пальма, пролетев Воскресенский проспект, свернула на Крестовскую улицу, где напротив друг друга стоят Окружной суд и Мариинская женская гимназия. Очень надеюсь, что «дикую охоту» не видели ни гимназистки, ни мои коллеги по судейскому цеху.
На повороте мы все-таки спровоцировали ДТП, напугав лошадку, тащившую куда-то телегу, загруженную чурбаками. Возчик — не то по неопытности, не от растерянности, не справился с управлением, а кобылка, испуганно заржав, рванула в канаву, а следом за ней туда съехала и телега, с которой во все стороны полетели чурбаки.
Вот тут уж возчик не сумел сдержаться и высказал, все, что он думает о нечистой силе, что бегает по улицам, и о тех, кто бежит следом.
Надеюсь, лошадь не пострадала?
От Окружного суда до Александровского проспекта саженей двести. Обычно прохожу этот участок пути минуты за четыре, может за пять. Сейчас пролетел за одну минуту.
— Не могу больше… — прохрипел бухгалтер, опускаясь на задницу, а собака, вместо того, чтобы остановиться, рвалась вперед, волоча за собой хозяина. Кажется, до ноздрей донесся запах паленых штанов.
Я успел перехватить поводок, и дальше бежал один. Нет, коляска с полицией все-таки не отставала.
Добежав до перекрестка, где Крестовскую пересекает Александровский проспект, Пальма остановилась. Может, вспомнила о хозяине? Авось остановится, я отдохнуть успею. Куда нам спешить?
Как же! Я даже дух толком не успел перевести, как мастиф заметалась, словно выбирая, куда свернуть — направо или налево? Надеюсь, что не налево. Если налево — там у нас реальное училище, бежать будем прямо перед окнами. Боюсь, что реалисты, завидев такую картину, сорвут уроки и побегут следом.
К счастью, Пальма рванула вправо. Если побежит до упора, там учительская семинария. Но семинаристы — парни дисциплинированные. Авось, не выбегут.
Нет, не туда. Собака добежала до одного из домов — одноэтажного, но добротного, высадила ворота, волоча меня за собой, потом наткнулась на запертую дверь, остановилась и залаяла.
Все. Ждем подкрепления. А еще — самого хозяина, которого полицейские догадались забрать в коляску. Что мне дальше делать с собакой, не знаю. Отродясь не имел с ними дела. А мастиф, мало того, что орет — ему уже все дворняги отозвались, так еще начал, начала, то есть, биться башкой о дверь. Башка у собаки крепкая, но дерево крепче. Я же эту дуру не удержу!
Наконец-то подъехали.
Первым соскочил Савушкин, помог слезть бухгалтеру. А тот, на полусогнутых, но доковылял-таки до нас.
Полежаев, тяжело дышал, заметно, что сил у него уже не осталось, но все-таки, собрав всю волю в кулак, взял у меня поводок и попытался оттащить собаку в сторону.
— Пальма, Пальмочка, что ж ты творишь-то, дура такая! — запыхтел хозяин.
А собака, не обращая на него внимания, рвалась вперед, пытаясь таранить дверь.
Определенно, имеет место недостаток дрессировки и неопытность самого хозяина.
К нам подъехала еще одна коляска, из которой выбрался купец Тугулуков, а вместе с ним еще и приказчик Андрюшка. Верно, не усидели, взяли извозчика и помчались следом. А лавку-то на кого оставили? Если у них там еще и ружья украдут — в открытии уголовного дела откажу.
— Ну-ко, пасть заткни! — рявкнул купец на собаку, а та, к моему немалому удивлению, послушалась.
— Так что, мы с Пальмой можем уйти? — спросил Полежаев, довольный, что собака опять начала его слушаться.
— Подождите немножко, — попросил я.
Собака недовольно заурчала, а Полежаев, по примеру купца, рыкнул:
— Сидеть, дура!
Нет, ни за что на свете не заведу собаку. Рявкать на нее не смогу — жалко и стыдно, а строгость в этом деле нужна. Пусть уж лучше кот у меня живет. С котом и договориться легче, и выгуливать не нужно.
— Кто в этом доме живет? — поинтересовался я.
Пристав Ухтомский открыл рот, чтобы сообщить, но его опередил приказчик:
— Так тута Федор Николаевич наш живет…
— Тот, что у вас старшим приказчиком служит? — догадался я.
— Именно так, — мрачно подтвердил Тугулуков. Потом растерянно сказал: — Но Федор в Пошехонье. Если бы вернулся, так бы в лавку пришел. Надежда, жена у него дома, а еще сынок, Витюшкой зовут. Нет, сынок у него реалист — на уроках должен сидеть.
— Давай, Валериан Николаевич, стучи, — приказал я. — Пусть открывают, а иначе дверь придется ломать.
Тугулуков, нервно оглянувшись на нас, принялся молотить кулаком в дверь.
— Надежда, открывай давай!
Из-за двери послышался женский голос:
— Боюсь я открывать. И полиция, и собака страшная.
— Не откроешь — дверь выломаю к е…й матери! — заорал купец, разозлившийся не на шутку.
— Ой, ой, Валериан Николаевич, чего ты слова-то такие говоришь…
— Выломаем, — сурово сказал Ухтомский. — А ты у меня под арест пойдешь, вместе с сынком.
— Сейчас открою.
Дверь отворилась, за ней оказалась невысокая и очень напуганная женщина лет сорока.
— Валериан Николаевич, а что случилось-то? Мужа дома нет, ты же его сам в Пошехонье отправил. С неделю уже, как уехал. Вот, завтра-послезавтра должен вернуться.
— Надежда, шубы и меха где? — с порога спросил Тугулуков.
— Какие шубы? Какие меха? — недоуменно спросила женщина.
Отодвинув купца, я вышел вперед и вытащил из кармана «испанский» шарф.
— Узнаете?
— Сыночка моего шарф, сама и вязала, — кивнула женщина, а потом вдруг спохватилась. — А может и не его, бывают же схожие? Он же у меня в реальном учится, там надзиратели шарфы с формой носить не разрешают, а у моего горло больное. Нет, не его это шарф.
Ох, голубушка, поздно отговариваться. Ты при свидетелях шарф опознала. Да это