В «Бургер-кинге» в самом центре города два дня назад убили иностранного аспиранта с красивым именем Франсуа[23]: он зашел за какой-то едой, вероятно, был голодным, а может быть, хотел съесть мороженое с брауни из‑за аномальной августовской жары, – к нему подошли двое, и последнее, что они ему сказали: о, смотри, негр, давай чирканем. А потом один из них ударил его ножом в подмышку, и они убежали. От Франсуа осталось два свидетельства: короткий видеоролик, где он лежит на земле без рубашки и в джинсах, и фотография, где он, живой и улыбающийся, держит в руках кубок на фоне спортивного стадиона. В коротких описаниях пишут, что он был дружелюбным и никогда не конфликтовал.
Я, наконец, поняла, что такое Россия. Это открытая старая консервная банка, острые края которой неизбежно режут руки. И ты вначале промываешь их водой, затем смазываешь йодом или зеленкой, чтобы накрыть пластырем. Даже еду ты оплачиваешь собственной кровью, царапиной или раной, которая еще две недели будет напоминать тебе о прошлом. Во всем, даже самом безобидном и красивом, чувствовалась готовность убить и уничтожить. В магазине продавщица, в автобусе кондуктор, в поликлинике сотрудница регистратуры, в университете женщина из отдела кадров – все они, наученные выживать, разрезают первого попавшегося человека своим острым краем. Разрезают как бы на будущее, заранее, на вырост, чтобы быть уверенными, что это они нанесли первый удар.
Я поняла, чего мне не хватало все эти дни, – будущего. В детстве ты всегда знаешь, что будет завтра, во многом, потому что у тебя в шкафу всегда есть те самые вещи на вырост. Вещи, которые можно будет надеть через год или два: чувство, что будет еще год или два, ощущение времени, устремленного вперед, как поезд. Когда мы переехали из общаги, мы стали жить рядом с железнодорожной станцией: мне нравилось приходить на мост и смотреть, как поезда сменяют друг друга, везут людей в будущее, в какое-то новое место.
Сейчас я точно знала, что будущего нет и не будет, что вместо вещей на вырост нужно купить еды.
Мы с сестрой обе искали работу, проучившись практически столько же, сколько в школе: по девять лет. Она только окончила ординатуру и получила диплом хирурга, я с дипломом кандидата наук и двумя высшими образованиями вернулась в Россию, где у меня не было никакой работы и никаких предложений. Я все чаще и чаще залезала в заначку, которая предназначалась для экстренных случаев: копить стало невозможно. Все заработанные деньги уходили на еду и квартиру. Наши родители наивно полагали, что врач и учитель никогда не пропадут, что ж, они сильно ошиблись. Сестра получила последнюю зарплату в размере трех тысяч рублей и старалась особенно не тратить сбережения – десять тысяч рублей. Государственные больницы предлагали стандартную зарплату в 30–35 тысяч, платные брали только с опытом от пяти лет. Так что сестра прыгала по всему городу, как мячик для пинг-понга, умоляя то ли взять на работу, то ли переучить на кого-то, кто им нужен. Она умела ампутировать ногу за двадцать четыре минуты, чем часто хвасталась, и с легкостью делала аппендэктомии. Правда, вместо операций она часто получала непрошеные советы от мужчин и снисходительные смешки: женщина-хирург, знаем мы вас, вы там все потом рожать уходите.
Сестра рожать не собиралась, а молчать не умела, потому работа в мужском коллективе превратилась для нее в бесконечные скандалы с начмедом. Женщины постарше молча проглатывали очередные комментарии на ежедневных собраниях, заведующий отделением не стеснялся комментировать их туфли или макияж, как бы намекая, что с такими каблуками хирургом не быть. Взрослые оперирующие женщины-хирурги лет сорока молча стояли, как оловянные солдатики, загоняя слезы обратно внутрь глаз: они знали, что расплакаться еще хуже – сразу станешь «истеричкой». Сестра загонять слова и слезы не умела, вместо этого начинала кричать и ругаться, что сильно подпортило ее репутацию. Недавно она уволилась и прислала мне квиток: ее годовой доход в городской больнице составил пятьдесят две тысячи тридцать один рубль и семьдесят восемь копеек.
Видимо, это было наше генетическое проклятие: неумение молчать, когда надо. По этой же причине я тоже считалась саднящей мозолью на здоровой стопе академии, так что филфак не торопился предлагать мне работу. Вместо скандалистки они взяли благополучных девушек с отличной репутацией, умеющих соблюдать традиции и правила, светловолосых и голубоглазых, молодых и энергичных. Система не любила других. Таких, как я, со сложным неславянским именем и отчеством, с черными волосами, с громкими голосами.
К счастью или сожалению, я была метрономом, любая несправедливость приводила меня в движение, я не могла забыть о ней, не могла жить с ней, спрятав между ребер. Отделение для иностранных учащихся перенесли в новый корпус в Кольцово, построили его для универсиады, но в последний момент отдали университету. Поездка в одну сторону занимала два часа, я отказалась. Коллеги периодически присылали вакансии с подписью: иди туда только в крайнем случае, платят очень мало.
Мы с сестрой стали чаще проводить время вместе, объединенные ненужностью и озаренные кризисом тридцатилетних: в детстве мы, как и все дети, думали, что в тридцать наша жизнь будет похожа на игрушечный дом с работой, собственным жильем, семьей, четким планом на день и на месяц. Мы, как и все дети, ошиблись. Наша жизнь была похожа на разобранный пазл, где понятно только одно: тебе уже тридцать, а твое тело больше не способно на то, на что было способно десять лет назад. Ты уже снял пробу со слова «жизнь»: работал не первую работу, строил не первые отношения, пережил не одно разочарование, чтобы обнаружить, что надо снова начать что-то делать. Первые шаги, сделанные в детстве, на деле длятся всю твою жизнь: упасть – встать – пойти. Только мама больше не держит тебя за пухлые ручки: тебе нужно сделать шаг самому, встать без опоры.
Я вернулась в Россию и наконец вспомнила, что жить здесь означало выживать, вот чего не понял отец. Выживали все: от Сереги до юристов в костюмах. Выживали учителя и врачи, сотрудники учреждений, работники театров. Всем нам приходилось ежесекундно и ежедневно выживать, искать деньги, смотреть