– Как нам сказать ему об этом? – спрашиваю я.
– Никак, – отвечает Мэтти. – Герцог и словом об этом не обмолвится. Эдди должен усвоить, что в этой семье есть определенные вещи, о которых просто не говорят. Нелл, принеси керосин.
Мэтти разводит костер, и когда пламя с гулом вздымается к небу, я опускаю руку в карман и нащупываю серебряную щетку Джейн – ту, в щетине которой так и остались ее запутавшиеся волосы.
У мальчика должно остаться что-то от мамы.
Глава 7
– У меня дела в Дэнвилле. Вернусь через пару дней.
Герцог надевает шляпу и одергивает рукава темно-серого костюма. Он перестал носить траурную ленту две недели назад, в тот же день, когда мы сожгли одежду Джейн.
Запах гари от того костра до сих пор висит в воздухе. Или, может быть, только у меня в голове. После того как костер догорел, я сунула щетку Джейн Эдди под подушку. Следующим утром спозаранок он стоял у костровой ямы, глядя на тлеющие остатки туфель и корсетов Джейн, так что о случившемся он знает, но с тех пор почти ни о чем не говорит. Ему даже неинтересно обсуждать солнечное затмение или читать Британскую энциклопедию. Только играет свою печальную красивую музыку на пианино или смотрит в окно на розы Джейн.
Мэтти выходит вслед за мной на веранду, и мы смотрим, как уезжает Герцог.
– Знаешь, зачем он едет в Дэнвилл? – спрашивает она.
– Он мне сказал, по делам.
– Он подыскивает себе новую жену.
Может быть, Мэтти дразнит меня, испытывает, пытается понять, расстроит ли меня подобная новость? Будь я проклята, если покажу ей, что так и есть. Потому что то, что говорит Мэтти, может быть правдой. А если это правда, то новая жена может оказаться такой, как Джейн, вот только она захочет избавиться уже и от меня, и от Эдди, так что я должна быть готова.
– Какую-то конкретную? Или просто приглядывается?
– У него есть кандидатка. Недавно овдовела. Без денег, но и без детей. Брат шерифа Эрла, Сеймур, с ней знаком. Говорит, что она приятна глазу, широка в бедрах и характером мила. Герцог начал поговаривать о том, чтобы найти новую жену, вот я ему о ней и рассказала.
Мэтти никогда так со мной не откровенничала, словно мы закадычные приятельницы. И какую каверзу она теперь задумала? Я знаю, что Мэтти обожает свою роль первой леди округа Клэйборн, а появление новой миссис Кинкейд вполне может означать, что ей придется от этой роли отказаться. Так что, возможно, она думает, что, раз уж Герцог решился снова жениться, именно она должна подсунуть ему подходящую женщину. Так и Герцог, и его молодая супруга будут у нее в долгу.
Кажется, Мэтти читает мои мысли, потому что она говорит:
– Новая женщина в этом доме изменит и мою жизнь, и твою, Салли. Нам предстоит немало хлопот, чтобы всему ее обучить.
Она говорит это игриво и улыбается мне, впервые с тех пор, как я вернулась домой, улыбается мне так, словно – после всего случившегося – мы в этом деле союзницы, мы должны позаботиться о том, чтобы эта новая женщина поняла, что не сможет выставить нас вон так, как сделала Джейн. Вот только есть у Мэтти одна черта: если она что-то для тебя делает, то хочет чего-то взамен. На каждое «дай» есть свое «возьми», на каждое «тебе» – свое «мне». Ей не нужна моя дружба, ей нужна союзница. Но я верю ей ровно настолько, насколько смогу ее отшвырнуть.
– Думаешь, Герцог это всерьез задумал? – спрашиваю я.
– Он говорит, что еще не поздно заиметь новых сыновей.
В пятницу после обеда мы слышим рев клаксона «Паккарда». Эдди, Мэтти, Нелл и я выходим на переднюю веранду как раз в тот момент, когда Герцог открывает дверцу машины и помогает выйти широкобедрой женщине с волосами медового цвета.
– Опять на внешность повелся, – бурчит Мэтти.
Как по мне, так не на внешность. Герцог дважды женился на женщинах из старых виргинских семейств, а теперь во второй раз женится на женщине без роду-племени. Он не гнался за голубыми кровями, ему нужна была женщина из таких, про которых говорят: «Хороши бедра для родов».
Женщина пристраивает правую руку на выгнутый колесом локоть Герцога, держа в левой саквояж для рукоделия. Герцог ведет ее вверх по ступеням, представляет нас, и она улыбается всем заискивающей улыбкой. В этой женщине есть что-то карамельное и сливочное – в ее ленивой, покачивающейся манере двигаться, в ее покатых плечах, круглом лице и сдобной, как кекс, плоти.
– Познакомьтесь с Кэтрин, – говорит Герцог. – С новой миссис Хэнк Кинкейд.
– Пожалуйста, называйте меня просто Кэт. – Ее улыбка становится шире. – Я столько слышала о каждом из вас! Эдди – умный. Салли – отважная. Мэтти – сильная. Нелл – трудолюбивая.
– Едва она попалась мне на глаза, как я все понял, – говорит Герцог. – Когда речь идет о лошадях и женщинах, я полагаюсь на свой инстинкт.
– А я очень быстро обнаружила, что невозможно сказать нет Герцогу Кинкейду, – Кэт смеется громко и сахарно. – Не то чтобы мне хотелось…
Я наблюдаю, как Мэтти примеривается к этой женщине, четвертой женщине, которую ее младший брат взял в жены. На лице Мэтти мелькает хитренькая улыбочка, и я догадываюсь, что́ она думает: этой можно будет помыкать.
Герцог ведет Кэт в залу, и она охает и ахает в той изумленной, восторженной манере, от которой он лучится довольством. Она легонько проводит ладонями по дивану с набивкой из конского волоса и креслам из того же гарнитура с вышитой обивкой, напоминающей языки пламени, перебирает пальчиками шелковую бахрому на абажурах электрических торшеров, бегло берет несколько нот на пианино. Герцог показывает ей маленький портрет своего деда, Булла Кинкейда, неулыбчивого, словно кол проглотившего мужчины в темном костюме, и два огромных портрета в библиотеке – Полковника и свой собственный. Рассказывает про три крыла Большого Дома, про то, как каждое из них строило следующее поколение, как каждый мужчина делал это место своим собственным, внося свой вклад в наследие Кинкейдов. Потом все мы идем за ними по лестнице на второй этаж.
Герцог держал дверь будуара запертой с тех пор, как мы сожгли одежду Джейн, а теперь достает ключ и отпирает ее. Перед отъездом он велел Нелл хорошенько отдраить комнату и проветрить ее, сиренью там больше не пахнет, и Нелл отполировала зеркала, натерла воском трюмо, взбила попышнее подушки на