Одного из бандитов — Сеньку Шпаклю, бесшабашно высовывающего над баррикадой голову с перебитым носом, Захарин сразу узнал, так как помнил еще с той ночи, когда сидел в засаде на подворье Куренка, и закричал офицерам:
— Господа, не застрелите бандита с изуродованным носом! Он мне нужен живым!
— Так возьмем же его! — весело откликнулся разгоряченный боем князь, стоящий с дымящимся смит-вессоном за выступом коридорной стены, — тепегь нас тгое и их тгое, а вгемени в обгез.
— В атаку! — скомандовал полковник, перекрикивая грохот выстрелов.
Офицеры изготовились по обе стороны входа, чтобы с двух сторон ринуться в зал, Захарин швырнул туда гранату. После взрыва белые бросились вперед, перескочили через шкафы и ворвались в каминную.
Захарин кинулся на Шпаклю, повалил его и, заломив руку, отнял револьвер. Двое других банд итов, изрешеченные осколками гранаты, уже валялись мертвыми.
Полковник взял на прицел поднявшегося на ноги Сеньку, наведя револьвер ему в лоб, и жестко проговорил:
— Я видел, как ты выходил от Куренка, когда вы замучили сыщика Затескина. Мне нужен Гаврила, где он?
— Ишь ты, — ехидно воскликнул Шпакля, — Гаврилу захотел увидать! Да я сам его ни разу не видал, вот те крест, — он перекрестился грязной лапой в ссадинах. — Гаврила не имеет дела ни с кем из низовых, живет отдельно и лишь командует. У него для связи с нами особые люди имеются. Были Кука, Гимназист, теперь — другие фартовые, их пока не знаю.
— Врешь, каналья! — утирая потный лоб под козырьком фуражки, рявкнул Захарин. — Раз ты явился к Затескину для важного разговора о «Сапфире-крестовике», значит, Гаврила должен был тебя туда послать.
— Немножко не так, барин, — стал оправдываться Шпакля. — Филька Ватошный всегда к Гавриле допущен как связной от Куренка. Филька и в тот раз ему о дельце Тесака вашего сообщил, а Гаврила уж распорядился, чтобы я пошел к фараону. Филька меня кликнул и еще взял Косопузого с Москвы.
Понял тут Захарин, слыхавший о сыскном пасьянсе Затескина по Косопузому, отчего провалился Сила Поликарпович!.
Сообразил он, и почему Гаврила послал на встречу с сыщиком Сеньку, но на всякий случай уточнил:
— Тебя, значит, Гаврила направил для пыток, расгправы? Ты руку Затескину рубил?
Бандит не отвел от него полоумного взгляда, с вызовом подтвердил:
— С Ватошным мы у Куренка над вашим стара-лися…
Полковник едва удержался, чтобы не выстрелить, и проговорил:
— Нельзя такого, как ты, живым оставить, но и на это пойду, ежели укажешь, где ваши награбленные сокровища. Меня интересует похищенный чекистами серебряный саркофаг, который вы у них отбили под Колпино из эшелона.
В коридоре совсем близко взорвалась граната.
Бандит и Захарин одновременно пригнулись, но полковник по-прежнему держал урку на мушке, тот, осклабившись, воскликнул:
— Ишь ты, сокро-овища! Да я про такие дела не очень-то знаю, барин. А и знал бы, не сказал. Думаешь, раз Шпакля я, то и шкурой должен быть, да, господин хороший? Однако ваш-то Тесак ни сапфира, ни вас не выдал. А я лично указывал, как пальчики ему рубить…
Полковник с отвращением выстрелил в лоб бандиту.
Из коридора заглянул Турусов и сообщил:
— Вольдемар, на шоссе появились кгасные. Ты, я вижу, закончил? Все пока неплохо, душа моя. У нас только двое ганеных, но пегедвигаются.
— Уходим! Мари не ранена? — спросил Захарин.
— Цела, слава Богу! — успокоил князь. — Ее опекает мой человек.
Несколько бандитов бежали к ним по коридору, беспорядочно стреляя. Офицеры бросились на белый от сбитой штукатурки паркет, залегли за перевернутой посреди коридора банкеткой и дружно ударили из револьверов по наступающим, заставив их прижаться к стенам.
Захарин неожиданно возмутился:
— Жорж, на кой черт джентльменство, когда каждый боец на счету?! Унтер Мари Лисова находится здесь, чтобы прикрывать нас из пулемета.
— Только посмей об этом еще споггтъ! Не посмот-по, что полковник, — разъяренно вскричал Турусов.
Они вскочили и плечом к плечу, как на дуэли, стреляли в бандитов, пока двое из них не упали, а остальные бросились вон из дома.
Офицеры пронеслись к балкону, на котором не умолкал пулемет. Мари, лежа рядом с турусовским пулеметчиком, палила из револьверов между пузатыми столбиками балюстрады.
Князь крикнул полковнику:
— Захагин, я с тобой ввязался и повел в дело чет-вегых офицегов! Изволь не спогить. Уводи сейчас же даму на грузовик за домом, а мы вдвоем вас пгик-гоем и потом пгисоединимся к вам. Ну, пгаво же, Вольдемар, не упгямься!
Они увидели, как от шоссе к дому цепями, с перебежками продвигаются красноармейцы. Захарин помог встать Мари, и они бросились на первый этаж под свист и цокот впивающихся в стены пуль, это уже атакующие красные били по особняку из винтовок.
Грузовик с пулеметом турусовцев по-прежнему стоял с другой стороны дома, за его рулем уже сидел офицер, а в кузове разместились двое раненых. Полковник и Мари выпрыгнули через окно, подбежали к машине. Мари вскочила в кабину, а Захарин — в кузов и стал тут же готовить пулемет к стрельбе.
Шофер завел мотор, грузовик двинулся к торцу дома. Усадьбу окружали поля, и уходить отсюда к шоссе можно было лишь от фасада особняка по липовой аллее. Грузовик подлетел из-за угла к крыльцу, князь и офицер прыгнули в его кузов с балкона. Машина рванула к аллее; стрелки в кузове и дама из кабины палили по сторонам, прижимая к земле красноармейцев.
Глава пятая
На следующий день после сражения у Марлево в кабинет Орловского зашел Турков и, плотно притворив за собой дверь, запер ее торчавшим в скважине замка ключом.
— Ты чего, Мирон Прохорович, как у себя дома? — недовольно поинтересовался Орловский.
Турков с непроницаемым лицом прошел к столу, впечатался в стул перед ним и сухо произнес:
— Пришел час, Бронислав Иваныч, обо всем поговорить начистоту-с. Могу начинать?
— Да, пожалуйста, — небрежно кивнул Орловский, но внутренне напрягся и сосредоточился.
— Вчера офицерье во главе с Захаровым, какой бил людишек Гаврилы на Песчаной уже дважды, и с Машкой Гусаркой, которая тоже с ним действует, напало на базу Гаврилы под Питером. Ты работаешь на офицерские белогвардейские организации, а я — на Гаврилу, о чем мы давно-с друг дружке дали понять. Так что давай договариваться далыпе-с.
Резидент невольно прижался к спинке кресла с восьмиконечной православной звездой и с усмешкой ответил:
— Чего ж мне теперь с тобой договариваться? Офицеры вчера постреляли у