Орловский проговорил:
— Я, батюшка, все отлично понимаю. У меня сотни лет в роду были монахи, священники, профессора духовных академий, и отец закончил Вологодскую бурсу, хотя потом и оказался в университете, а позже служил офицером… Я найду раку преподобного Александра Свирского для спасения его святых мощей!
Утром Виктор Глебович встал невыспавшимся, однако в любом состоянии он, мастер французского бокса сават — боя ногами, начинал день с упражнений.
Удары в английском боксе, наносимые кулаками в шаге от противника, он уподоблял действиям в бою пехоты. Атака же в савате, когда она начинается за несколько шагов от врага, сравнима разве что с артиллерийскими залпами, а артиллерию Орловский боготворил, выслужив в ней поручика на войнах, куда всегда уходил добровольцем.
Разведчик тренировался в манере школы «Шос-сон» по плану профессора Шарлемона-старшего. Сегодня у Виктора Глебовича на очереди была отработка любимого удара шассе-круазе с прыжком. Он наносится пяткой и если попадает, например, в голень противника, то ломает ее, а угодив немного выше колена, обеспечивает вывих ноги.
Орловский в спальне в борцовском трико взлетал, прижимая к груди левую руку, правую отбрасывая назад для равновесия. Правая нога при этом подавалась чуть вперед, а левая, согнутая в колене, резко выпрямившись, наносила удар!
Так он трудился до тех пор, пока от двери не раздался удивленный возглас проснувшегося и прихро-мавшего из спальни отца Феопемта, который был моложе Орловского на несколько лет:
— Этак мне никогда не сподобиться и после выздоровления!
Они встали на утреннее молитвенное правило, в котором особо помолились за Государя и Августейшую Семью, заточенных в Тобольске. Потом пили чай с лепешками из жесткой кукурузной муки.
Через окна столовой виднелся купол Таврического дворца, над которым по-весеннему отливало лазурью небо.
Отец Феопемт поглядел туда и сказал:
— Сколь славно начинать великопостный день на улице во имя отче Сергия Радонежского.
У батюшки просветлело лицо, он задумался на мгновение, потом с сияющими глазами благословил собравшегося уже на службу Виктора Глебовича, будто вчера и не валялся вовсе на окровавленном лесном валежнике, стиснув зубы, выковыривая ножом пулю из бедра. Его высокородие статский советник Орловский, что соответствовало армейскому чину полковника, целуя руку священника после того, как отец Феопемт перекрестил его, прикрыл глаза и почувствовал себя почти благостно.
От столь привычного осенения крестным знамением батюшки Виктору Глебовичу почудилось, будто Таврический дворец, вознесшийся над весенним садом, все еще был дворцом Светлейшего князя По-темкина-Таврического, а не пристанищем недавнего седьмого съезда коммунистической партии под руководством Ленина.
Господин Орловский, удостоенный в Мировую войну орденов Святой Анны, Святого Станислава, Святой Анны и Святого Владимира с мечами и с бантом за вклад в дело борьбы с неприятельским шпионажем, шагал по оживившемуся утром Литейному к Невскому проспекту. Он думал о приказе генерала Алексеева.
Бывший Верховный главнокомандующий Русской армии, генерал-адъютант свиты Его Императорского Величества генерал от инфантерии М. В. Алексеев в декабре 1917 года в Новочеркасске возглавил в качестве Верховного руководителя Добровольческую армию вместе с ее Командующим генералом Л. Г. Корниловым. В ноябре, за несколько дней до отъезда Алексеева на Дон, он встретился в Петрограде с прибывшим из могилевской Ставки Орловским и приказал ему организовать здесь антибольшевистскую разведку.
Михаил Васильевич, шевеля клочкастыми бровями над очками на худощавом лице с подкрученными седыми усами, на прощание сказал мягко:
— Попытайтесь разузнавать для нас в Петрограде все, что сможете, дорогой Виктор Глебович.
Генерал приятельствовал с отцом Орловского со школьной скамьи и не раз встречался с ним на фронтах русско-турецкой войны. Воодушевлять его сына не требовалось, Орловский-младший видел, как революционные матросы убили в Ставке последнего Верховного главнокомандующего Русской армии генерал-лейтенанта Генштаба Н. Н. Духонина.
9 ноября 1917 года Верховным главнокомандующим и наркомом по военным делам Советской республики назначили бывшего прапорщика, председателя солдатского комитета 11-й армии Юго-Западного фронта большевика Николая Крыленко. До этого был он известен как товарищ Абрам, активно проявивший себя в революционных событиях 1905–1907 годов, к тому же являлся членом военной организации при Петербургском комитете РСДРП. Учился Крыленко на историко-филологическом факультете Петербургского университета, затем на юридическом — Харьковского. Работал в Люблине школьным учителем и, будучи сыном мелкого чиновника и политического ссыльного, крещеного еврея, отличался пренебрежительным обращением с еврейскими детьми из бедных семей.
В конце ноября 1917 года большевистский главковерх прибыл с эшелоном матросов в Могилев, в бывшую Ставку императора, потом — Временного правительства.
На предложение своих подчиненных скрыться до их появления смоленский дворянин генерал Духонин ответил, как капитан разбитого и тонущего под Андреевским флагом корабля:
— Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, даже расстреляет. Но это смерть солдата.
Он ошибся, рассчитывая на легкую смерть. Когда прибывшая в Могилев красная матросня конвоировала Духонина из его штаба на вокзал к Крыленко, она накинулась на генерала, исколов его штыками. Труп бросили на железнодорожные пути перед вагоном Крыленко.
Бывший военный следователь по особо важным делам при штабе Верховного главнокомандующего Орловский, служивший заместителем начальника контрразведки действующей армии у Духонина, узнав об этом, прибыл туда, чтобы исполнить свой долг чести по отношению к погибшему. Он прошел к пульмановскому вагону, в дверях которого стоял Крыленко и улыбался мертвенно-бледным лицом с бегающими глазками.
Не обращая на него внимания, Виктор Глебович склонился над истерзанным генералом, перекрестился, успев насчитать у него не менее двадцати штыковых ран, и накрыл тело валявшейся неподалеку солдатской шинелью. Ее тут же сорвали обступившие матросы.
— Что тебе здесь надо, гад? — мрачно спросили из толпы.
Орловский выпрямился и отрекомендовался:
— Я следователь, служивший при штабе Верховного главнокомандующего.
Матросы зловеще захохотали, и Орловский отчеканил:
— Прошу не мешать мне в исполнении моих обязанностей по расследованию произошедшего!
— Па-ашел отсюда! Или ляжешь вместе с этим… Едва сдерживаясь, Орловский попытался задавать вопросы об обстоятельствах происшествия, но после шквала насмешек и угроз ему пришлось удалиться.
На следующее утро следователь опять появился перед вагоном наркома — еще более изуродованное тело Духонина лежало на том же месте. И снова Виктор Глебович начал задавать вопросы охранникам и конвоирам Крыленко, пытаясь провести расследование. Его так оскорбляли, что, казалось, лучше бы избили или прикончили, а сам Крыленко вел себя таким образом, словно о самосуде над Духониным ему ничего не известно.