— Отставить! Начальника лагеря ко мне!
Пока капитан отдавал необходимые приказы, попытался разговорить часового, внимательно изучив его форму. Остался доволен – швеи в подмосковных деревнях, получив заказ, крой и нужные материалы, ударными темпами обшили мне два полка.
Караульный сперва не отвечал. Не от страха язык проглотил, а по Уставу.
— Я, как старший здесь командир, разрешаю тебе говорить. Кто таков?
— Сенька я Пименов, сын Петра. С Косого Брода, что в Самоцветных горах.
— С Урала – значит, крепкой породы. Хороший из тебя солдат выйдет. Глядишь, и в офицеры выйдешь. А и не выйдешь, все одно станешь прозываться Семеном Петровичем. Или ты Арсений?
— Так точно, Государь! Арсений и есть.
— Ну, служи дале, рядовой егерского полка Арсений Пименов!
Ко мне с докладом подскакал Адам Жолкевский, чей первый Оренбургский полк послужил донором для трех новых полков, растворившись в них без остатка. Сам Адам при этом получил звание бригадира, а его комбаты стали полковниками.
Рядом с ним гарцевал Зарубин, командир егерского легиона, включавшего пока два полка легкой пехоты нового строя и приданные им эскадроны кавалерии. Из уважения к поляку Чика вперед не полез. Ждал, пока Адам доложится.
— Ваше Императорское Величество, первый оренбургский полк и два мытищинских полка упражняются в захождении и развертывании в колонны. Прикажете прервать занятия?
— Нет, – покачал я головой, – но по окончании постройте полки, и я скажу солдатам речь.
— Слушаюсь, – отдал честь поляк, усвоивший наконец положения нового устава.
— Где твои орлы, Зарубин? – окликнул я командира егерей, побоявшись, что он лопнет от переполнявшего его нетерпения.
— На экзерциции перекатных цепей.
— Осваиваете мои указивки?
— Как есть, осваиваем, Государь. Ничего сложного.
— Это на плацу ничего сложного. А под огнем, да когда на тебя колонны врага прут…
— Дай Бог, скоро и в бою испытаем.
Я печально покачал головой. Прав, Чика: действительно скоро и действительно испытаем. Вот таких необстрелянных юнцов, как Сенька Пименов. Скольких из них недосчитаемся?
— Коня мне! Поедем взглянем на то, что у вас получилось. Сэр Джордж, вы с нами?
— Как я могу пропустить такое редкое зрелище!
До луга, где проходила тренировка, оказалось рукой подать. Открывшаяся картина англичанина поразила. Он даже в седле привстал, чтобы разглядеть все в подробностях. Батальоны в цепях тренировали отступление, перемещаясь в несколько линий. Первая, выдав холостой залп, разворачивалась и бежала занять позицию позади строя. Там же производила перезарядку. Вторая цепь повторяла действия первой. Следом – третья. Потом снова первая.
Не скажу, чтобы действовали они слаженно, несмотря на наличие на флангах опытных солдат-флигельманов. Спотыкались, теряли равнение, но все равно это было нечто новое для этого мира.
— В первый раз такое вижу! – признался граф.
«Смотри, смотри, англичанин! Перед тобой, со значительным улучшением, тактика, с помощью которой американские колонисты разделают в скором времени под орех наемные гессенские полки вашего короля».
Предупреждать графа я не стал. Зачем? По мне, пусть лучше у англичан за океаном голова болит, чем они полезут в русские дела.
— А если вдруг с фланга кавалерия?
— А вот мы сейчас ее и изобразим!
Я свистнул. Наша немалых размеров группа пришпорила лошадей и понеслась наперерез отступавшим цепям.
Сразу же застучали барабаны. Рекруты начали быстро сбиваться в каре, выхватывая на ходу из портупей штыки и присобачивая их к фузеям. Унтеры с золотыми галунами на воротниках и обшлагах надрывали горло, собирая егерей в единое целое.
Не понадобилось.
На перехват нашей группы вынесся эскадрон казаков с задранными в небо пиками.
— Кавалерийское прикрытие! – с гордостью пояснил Зарубин. – Все, как ты наставлял, Государь.
— Впечатляет! – признался Маккартни, останавливая своего коня вслед за всей группой. Нам только с казаками не хватало столкнуться на встречных курсах.
— Чика! Лесную засаду придумали?
— А как же! Показать?
— Действуй!
Зарубин помчался к егерскому каре. Махнул рукой в сторону небольшой рощи с развесистыми дубами. От отряда отделилась группа солдат и трусцой побежала в ту сторону. Выбрав один из самых разросшихся дубов, они споро вскарабкались на дерево, распределившись по веткам на разной высоте.
Чика, горяча коня на краю рощи, что-то скомандовал, подкрепив слова выразительным жестом. В роще громыхнуло. Дуб окутал белый дым, полностью скрыв и без того незаметных стрелков. Когда дым развеялся, на дубе никого не оказалось.
— Куда делись егеря? – снова удивился Джордж.
— Спрятались в складках местности, – подсказал я. – Как вам мой импровизированный редут?
— Колоссально! Но легкая пехота… Битвы выигрывают линейные батальоны!
— Поживем – увидим, сэр.
«Ждать недолго!» – хмыкнул я про себя.
— Государь! – окликнул меня бригадир Жолкевский. – Полки построены.
Митинг не был экспромтом. Я целенаправленно посещал учебные лагеря и толкал речи перед новыми солдатами. Я прекрасно помнил, что высокая мотивация позволяла побеждать революционной армии Франции там, где не хватало выучки и оружия. Как раз мой случай.
Речь не отличалась оригинальностью. Я кричал о том, что мы армия добра и справедливости. Что бьёмся за новый прекрасный мир, в котором каждый сможет быть кем захочет. Что дворяне будут сражаться за свои привилегии и старые порядки до последний капли крови, и им, новым воинам Красной Армии, следует быть смелыми и дисциплинированными. Что нашим бесстрашием и сплоченностью мы побьем супостата. И так далее, и тому подобное. Англичанину эта речь была в новинку, и он даже строчил что-то в маленькой книжечке.
Лица солдат после моей накачки светились от желания немедленно броситься в бой и порвать врага. Но вместо этого состоялся ужин с лишней чаркой водки и отбой.
Я тоже наладился спать в шатер, растянутый в ожидании меня еще днем. Остро хотелось завалить в кроватку Аглаю и хорошенько ее отлюбить, но увы! Пост, однако. Не будем давать повода своему окружению меня не уважать.
(егерская форма обр. 1775 г. На левой картинке штык егерской фузеи изображен неверно)
Глава 17
Почти неделя пребывания в Троице-Сергиевой лавре не была напрасно потраченным временем. Во-первых, мои соратники должны сами, без моего ежедневного пригляда, справляться с задачами. Я даже на ежедневные доклады, передаваемые мне конной эстафетой, не отвечал. Сами. Все сами. Во-вторых, общение не