Сенька не заартачился. Встал и в пояс поклонился мастеру огневого боя за науку. И впредь все у него стало получаться не хуже, чем у дружков закадычных по роте. Со многими успел перезнакомится за первые четыре седьмицы лагерного бытия.
Самая страшенная экзерциция – сквозная атака. Егерей-рекрутов к ней долго не допускали, но посмотреть разрешали.
Жуть жуткая! Свалка! Две линии, примкнув штыки, бегут друг на друга. Пороховые выстрелы, хорошо хоть без патрона, крики офицеров «В штыки!», пушки палят, все в белом дыму. Бывает, пускают на строй и лошадных мужиков, кавалерией прозывающихся.
— Эки-то страсти! – бледнел Васятка.
Сенька хоть виду не подавал, а самого дрожь изнутри колотила.
— Чем мы хуже остальных? Выдюжим. Это по началу так-то, боязно. Дальше легче пойдет.
На вольном воздухе спится сладко. Но на рассвете стучит барабан «Зарю!» Пора вставать и быстренько собираться. Сегодня Сенькин черед в караул заступать на подходе к лагерю. Первый его караул! Придется все пропустить, даже 9-часовую молитву.
Он быстро себя оглядел, проверил, не отстегнулась ли петелька на погоне, крепившая его к пуговице на воротнике. Полюбовался лишний раз на простенький – не золотой, как у унтер-офицеров – галун на все том же воротнике. Все нормально! Пора!
Обряд службы часового Стенька выучил назубок. Оттого особо не волновался. А зря! Аккурат в полдень вышла на него большая группа странных людей. Все конные казаки, оружием обвешаны, а двое идут в серединочке на своих ногах – один в картузе простеньком, другой, важный весь из себя, в шляпе с пером. Беседы ведут, никого не замечая, и тот, кто пофасонистей, слушает внимательно и с уважением, что ему втолковывает мужик с бритым лицом.
— Пароль говори! – закричал бдительный часовой на головного всадника.
А тот и ухом не ведет. Знай себе напирает.
С Сенькой от страху неладно стало – как рунд встречать, их учили, а что делать, коли неизвестные на караул набредут да при оружии?
— Стой – убью! – выставил вперед штык.
У ефрейтора с испуга вышло тоненько, а один из казаков как кинется в его сторону.
— Кого убивать собрался? Царя нашего, Петра Федоровича?
Пименов сделал полшага назад, взвел курок, приложил приклад фузеи плотно к плечу. Палец лег на шишечку спускового крючка.
***
Громовые Ключи в Мытищах. По легенде, они отворились здесь после удара молнии, чему посвятил стих современник Пушкина, поэт Николай Языков:
Отобедав сытной пищей,
Град Москва, водою нищий,
Знойной жаждой был томим,
Боги сжалились над ним.
Над долиной, где Мытищи,
Смеркла неба синева;
Вдруг удар громовой тучи
Грянул в дол – и ключ кипучий
Покатился – пей, Москва!
Но пока что Москва из этого источника пила только по пути на богомолье. Для этого над колодезным срубом, из которого убегал энергичный ручеек, был построен деревянный навес, увенчанный крестом. Ни вóрота, ни журавля не было, ибо уровень воды был высок и можно было черпать воду, почти не наклоняясь. Даже кружка, прикованная цепью к срубу колодца, стояла для всех желающих.
Впрочем, у меня нашлась своя посуда, и я с удовольствием испил святой водицы. М-да… Действительно трудно не отметить изумительную чистоту и свежесть родниковой воды. Неудивительно, что Екатерина в прошлой истории повелела организовать здесь водозабор и построить водопровод до Москвы. Вот только сделано все было убого и безграмотно. Большая часть воды по пути терялась, и до города доходило только двенадцать процентов изначального количества. Кроме того, сама вода сильно меняла свой вкус, смешиваясь с грунтовыми водами по пути. И вообще история первого мытищинского водопровода – это история безудержного воровства бюджетных денег. Обошелся он казне (с учетом инфляции) в те же суммы, что и сравнимая по протяженности царскосельская железная дорога вместе со всем подвижным составом. Только «чугунка» через пять лет окупилась, а водопровод пришлось трижды капитально ремонтировать, а потом вообще строить заново.
Тем не менее, аналогичный водопровод я строить буду, и не только его. В Мытищах лежат огромные запасы превосходной высококачественной глины. Из этой глины, в частности, была построена первая московская канализация. И в агрессивной среде сточных вод продукция мытищинских кирпичных заводов показала себя безупречно. Так что для моих гигантских градостроительных планов сие место очень важно. Особенно тем, что топливо для этих заводов расположено рядышком. Неисчерпаемые местные торфяники будут прекрасной альтернативой привозным, а следовательно, дорогим дровам или углю.
А продукцию заводов удобно будет отвозить отсюда по железной дороге. Которую построят вместе в водопроводом и параллельно ему. Почему не баржами по Яузе? А потому что той Яузы в Мытищах кот наплакал. А когда водозабор перехватит местные ключи, речка эта вообще в ручей превратится. Так что узкоколейка без вариантов. Разумеется, на конной тяге поначалу.
Эта первая полноценная железная дорога легко перерастёт в общемосковскую систему конок, и кирпичи с будущих заводов – по ночам – могут быть доставлены почти непосредственно к стройкам. Это же выгодное дело. И держать его надо в казенном ведении с известной долей частного капитала.
Ночевали мы в Тайницом путевом дворце, в месте отдыха коронованных паломников весь послепетровский период. Вышли с рассветом. Зевающий англичанин перебрался в коляску, а я знай себе шагаю и думу разную думаю. Погруженный в заботы государевы, не заметил, как отмахал 30 верст. Лишь когда показался впереди военный лагерь, ровные, как по линеечке, ряды белых палаток, окруженные вытоптанными лугами, превращенными в плацы, понял, что здорово устал. Позвал Джорджа, чтобы обменяться впечатлениями и отвлечься от гудящих подрагивающих ног.
Граф Маккартни был поражен – и заметным даже издали порядком и чистотой в огромном скопище военных, и интенсивностью их тренировок, и даже поведением часового, наставившего на нас свое ружье.
— Коробицын, оставь его! Человек на посту – понимать нужно! – осадил я ретивого бодигарда. – Часовой! Вызывай старшего караула!
Как из-под земли выскочил дежурный офицер с