Во мне укрепилось мнение, что на церковь вполне можно повесить ряд функций – то, о чем я уже говорил иерархам. И борьбу с безграмотностью, и нотариат. Те же монастыри – это мощные латифундии с разнообразным побочным производством. В Лавре даже свой Пивной Двор есть, не говоря уже о богатых рыбных прудах. Рабочих рук и без крестьян хватает. Есть подготовленные кадры, опытные управленцы. Надо тиражировать их опыт, пользоваться им. Надеюсь, работа с новым патриархом в этом направлении будет активной и плодотворной. Иначе зачем вся движуха?
Ну и душеспасительные беседы в средоточии православия, в месте подвига и упокоения преподобного Сергия Радонежского, несколько поправили мои нервы, как оказалось, весьма расстроенные за прошедший год. Отстоял несколько служб, исповедовался… Разумеется, последнее не в полном объеме, а выборочно.
Но все рано или поздно кончается. Одно из очередных эстафетных сообщений заставило меня сорваться в Москву. От Салавата пришло известие, что иерархи готовы покинуть Сухареву башню и ждут только меня.
На этот случай все было подготовлено. Дорогу на Москву привели в относительный порядок, чтобы царь-батюшка не стал президентом “Кувырк-коллегии”. Запасли лошадей на почтовых станциях. Специально назначенные люди были отряжены не допустить появления заторов в узких местах – иной раз телегами да экипажами такие пробки создавались, что не пройти, не проехать. Помчусь на тройке с бубенцами с двумя переменам. Рекорда Николая I – 20 верст в час, – конечно, не поставлю, но 18-19 мне обещали.
Так все и вышло. 70 верст от Лавры до Кремля меня промчали с бешенной скоростью. Уложились в четыре часа с хвостиком. Обалдевший от тряски, от мельтешения перед глазами лесов и погостов, я взял час на то, чтобы прийти в себя и переодеться.
Грановитую палату в авральном темпе готовили ко дню моей коронации. Мастера-иконописцы и иные живописцы, которых собрали по всей Москве, Владимиру, Ярославлю, по всем монастырям и церквам, обещали клятвенно, что успеют восстановить росписи. Благо что они не погибли под побелкой Петровских времен. И слово свое сдержали, даже с небольшим опережением графика. Так что теперь палата приобрела первозданный вид, и лучше места для приемы иерархов Церкви придумать невозможно.
Сухаревских затворников, прибывших по сигналу в Кремль, встречали с помпой. Ковровая дорожка во всю лестницу, оркестр и, разумеется, огромная толпа народа. Пол-Москвы пришло приобщиться к эпохальному событию. И “сидельцы” не подвели. Все двенадцать архиереев торжественно поднимались по ступеням Красного крыльца. Каждый в белых парадных одеяниях, со святыми пангиями на груди и с приличествующим моменту серьезным выражением на лице.
Грохнули холостыми дюжина пушек. Зазвенели колокола. Оркестр заиграл, многоголосый хор затянул что-то торжественное, но трудно различимое, на церковнославянском. Епископ Архангелогородский и Холмогорский Арсений настоял на своем и не дал мне организовать воспроизведение припева «Аллилуйя» из оратории Генделя. Дескать, нечего нам чуждую музыку в такой торжественный момент использовать. Да и не успеют певчие подготовится. Там репетировать месяц нужно.
Но, в принципе, и так получилось вполне пафосно. Иерархи раздавали крестные знамения налево и направо, останавливаясь на каждой площадке с позолоченой фигурой льва. Когда дошли до прохода в Грановитую палату, миновав все 32 ступени, музыка стихла. Все замерли в напряжении.
— Ликуй, люд православный! Свершилось!
С этими словами, под громогласное “УРА!” и несмолкающий колокольный звон по всей Москве, отцы Церкви скрылись в резном белокаменном портале, ведущим в Грановитую палату.
Я ждал их на троне в окружении рынд. В Палате было людно. И душно – я даже себе пообещал сделать на потолок примитивные вентиляторы на механической тяге. Высверлить отверстия в камне, протянуть тросики и пусть на чердаке кто-нибудь вращает велосипедные колеса. В этом месте у меня опять сверкнуло. Велосипед! Сказать Кулибину, чтобы сделал для начала трицикл на трех колесах.
Желающих посмотреть на историческое событие хватило с избытком. Бойцы Никитина пребывали в крайнем напряжении.
Вперед вышел архиепископ Ростовский и Ярославский Афанасий..
— Возлюбленный государь, император наш Петр Фёдорович, – начал он свою речь сильным, несмотря на возраст, уверенным голосом, решительно позабыв о своем ехидстве при первой нашей встрече. – Собрание архиереев долго не могло прийти к единому решению, сознавая все его важность, всю меру ответственности, на него возложенную. И приняло на себя тяжкую ношу Поместного Собора, ибо большое собрание из лиц верховного и среднего церковного чина – то дело долгое, а время упускать нам не след. По зрелому рассуждению, поняли мы, что не просто для избрании патриарха мы собрались в Сухаревой башне. Восстановление патриаршего престола – вот, что ты, царь-батюшка, нам поручил. А посему обратились мы к заветам предков, к урокам стародавней истории. Вспомнили, как в Московском царстве венчался первый патриарх российский Иов и все, что тому предшествовало.
Афанасий сделал паузу, обвел глазами собравшихся. “Все всё поняли? Нет возражений?” – спрашивали его глаза.
Солнечные лучи, отразившись от горящих сотнями свечей в сверкающих позолотой паникадилах, играли светом и тенью на вогнутых потолках. Казалось, пророки и евангелисты на сводах с одобрением смотрели на происходящее внизу, на царя на троне, внимавшего речам Его Высокопреосвященства, на толпу, слушавшую, затаив дыхание.
Архиепископ продолжил:
— Без малого двести лет назад в царский дворец прибыли архиереи во главе с константинопольским патриархом Иеремией, чтобы представить Государю трех кандидатов на патриаршество. Одного он и выбрал. Точно также мы принесли тебе, царь наш, послание. В нем два имени. Решение за тобой!
Старец Афанасий поклонился мне, подошел к трону и протянул большой самодельный конверт рынде. Телохранитель почтительно передал его мне.
Я разорвал конверт, быстро прочитал всего два имени на одиноком листке бумаги. Все ожидаемо – Платон и Вениамин. Догадался о таком выборе еще тогда, когда Афанасий взял вступительное слово. Кандидатам нельзя, им положено проявлять скромность.
— Я выбираю Платона! Нарекаю архиепископа Платона в патриархи всея Руси!
Зал охнул. Не от удивления. От невероятной скорости столь долгожданного события.
Платон покачнулся, но взял себя в руки. Вышел вперед. Мы обнялись, троекратно расцеловались. Потом я еще отдельно поцеловал руку нового патриарха. Платон собрался, взашел на помост с троном, перекрестил всех присутствующих:
— Преосвященные собратья архипастыри. Всечестные отцы, дорогие во Христе братья и сестры! Изволением Святого Духа и членов Поместного