Шапка Мономаха. Часть II - Алексей Викторович Вязовский. Страница 26


О книге
скитаний сочинил изрядно.

— Так вот откуда твоя необычная речь! А я-то все гадала, отчего ты выражаешься несколько странно. Вроде, будто русский для тебя чужой. А вроде, и совсем наоборот. Это Бог с тобой говорит! Шепчет тебе! Такое под силу только поэтам!

— Ты разбираешься в современной поэзии?

Аглая зарделась.

— Не токмо разбираюсь…

— “Не только”, – поправил я.

Она кивнула.

— Хорошо. Так вот. Целый трактат сочинила о путях отечественного стихотворства. И о его путах.

— Ну-ка, ну-ка. Изложи кратенько.

— Все началось с Ломоносова. Он отринул подражание польской манере. Но и, подав примеры хороших стихов, накинул узду. А следом за ним и Сумароков. Ныне все вслед за ними не воображают, чтобы другие стихи быть могли, как ямбы, как такие, какими писали сии оба знаменитые мужи. Последнюю мысль это я не придумала. Мне господин Радищев подсказали.

— А ты сама, что думаешь?

— Думаю, что и Тредиаковский, а опрежь него и Херасков караул установили на рифму. Одни ямбы теперь в почете, будто других и нет правил стихосложения. Для тебя же запретов нету. Ты весь в этом. Что на троне, что в стихах.

— Ты готовый литературный критик!

— Это что такое?

— Это персона, которая сама не пишет, но помогает другим увидеть красоту в сложении буковок, в печатном слове. Вот что я подумал. Мне не нравится закостенелость русского языка. Все эти “понежь”, с коего любой указ начинается, и прочее. Нужно вдохнуть живую струю, подать примеры. Возмешься ль ты донести до людей мои стихи? Только не под моим истинным именем, а под псевдонимом. Не гоже царю виршами народ смешить. Так что тайну мою тебе придется хранить до могилы.

— И какой же ты псевдоним выберешь?

Я не задумался ни на секунду:

— Пушкин!

Глава 10

В прошлой жизни я Сухареву башню вживую не видел. Ее разрушили еще тогда, когда я в школу ходил. И только картинки и рассказы очевидцев питали мое воображение на ее счет. Но осмотрев оригинал, убедился, что моей фантазии не хватило. Реальность оказалась куда более впечатляющей. Башня возвышалась над одноэтажной деревянной Москвой как сталинские высотки в мое время. Своей каменной громадой она как бы придавливала окрестные домики, которые оттого казались ещё более низкими и убогими.

Как ни удивительно, но этот выдающийся образец недвижимости в последнее время пустовал. Знаменитая навигацкая школа съехала отсюда еще двадцать лет назад, и с тех пор башню использовала московская контора Адмиралтейской коллегии, ведавшая заготовкой провианта и материалов для Балтийского флота, в частности, канатов и парусного полотна. Саму же башню эксплуатировали как склад, не особо заботясь о ее состоянии. Оттого она ветшала без должного присмотра.

Когда я первый раз прошелся по ее залам, множество идей роились в моей голове, как можно использовать этот шедевр петровских времен. Отдать ее Кулибину под техническое училище? Или сделать тут секретный арсенал, что будет разрабатывать новые виды вооружений? И только когда поднялся на верхнюю площадку башни, я окончательно решил, что лучшего места для центральной московской станции оптического телеграфа не сыскать.

На этой площадке будут сидеть перед телескопами наблюдатели и фиксировать сообщения с ближайших станций. А потом принятый код, заложенный в бронзовый тубус, полетит по трубе вниз на этаж расшифровки. Все будет быстро, четко и дисциплинированно. По крайней мере, в моих мечтах.

Но пока министерство связи еще не создано, Сухарева башня исполнит одну важную, не побоюсь этого слова, историческую роль в моих планах, никак с научным прогрессом не связанных.

По широченной лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй ярус башни с торжественным выражением на лице поднимались церковные иерархи, проходили в зал и степенно усаживались на резные, с высокими спинками стулья, расставленные полукругом. Было их, отцов Церкви, на этот раз намного больше, чем на суде. Близилось время большого Поместного собора, к которому все лихорадочно готовились. К прежним пяти епископам присоединились еще семь, в том числе и Вениамин, буквально вчера прибывший из Казани. Так что в принципе кворум для собрания епископов уже был, и этим я решил воспользоваться, показав заодно, кто тут главный. А то после суда некоторые иерархи стали слишком независимыми – на исповеди Платон даже осторожно мне выговаривал за блуд с Агатой и Августой. Конечно, не называя имен.

Когда все двенадцать иерархов собрались в зале и расселись напротив меня, я дал знак, и в двери влились несколько десятков колоритных воинов из башкирских отрядов, сверкая начищенными кольчугами, нагрудниками, шишаками и красуясь сафьяновыми сагайдаками с луками и стрелами, а также кривыми саблями в узорчатых ножнах. Вид у них был очень средневековый, я бы сказал — «татаро-монгольский». Такие же воины рассредоточились по периметру наружной балюстрады башни, замерев напротив каждого узкого окна и почти перекрыв доступ свету. Полутьма в зале сгустилась.

Епископы встревожились, заозирались, начали перешептываться.

— Святые отцы, — начал я свою речь, — я собрал вас здесь, дабы вы решили важнейший для матери нашей Церкви вопрос. Вопрос о выборе единого предстоятеля. Пришел я не с пустыми руками. Вот мой дар вам, – я помахал в воздухе большим листом с печатью и вензелями. – Указ об упразднении Синода.

Теперь на меня смотрели с явной благосклонностью, хотя кто-то буркнул, что Петербург точно также поступил.

Оставив эту реплику без комментариев, продолжил:

— А теперь ложка дегтя. Вы не выйдете из этой башни, пока не выберете патриарха.

Епископы и митрополиты зашумели: “Заточил!”

Вениамин выкрикнул, не сдержавшись:

— Пошто басурманами нас окружил? Иноверцами! Давишь, Петр Федорович?!

— Для вашей безопасности! А что башкиры – то не беда, меньше шансов предательства, попыток подкупа или иного давления.

Архиереи несогласно зароптали, но я был непреклонен.

— Позвольте мне продолжить, – шум почти стих. – Как сказано в посланиях Ефесянам и Колоссянам, церковь – это тело Христово, верующие члены Его тела, а Христос «голова тела». Но "голова", – я ткнул пальцем в потолок, – она там, на небе, в раю. А здесь, на земле нам скорейше нужна "шея".

Теперь на меня удивленно смотрели даже башкиры. Не часто царь публично задвигал такую "доступную" теологию.

— Охрану будут нести только башкиры. Выше этажом есть кровати в достаточном количестве. На этом этаже столы, стулья и бумага для вашей работы и голосования.

Я обвел рукой мебель, стоящую у стен, действительно заготовленную с избытком.

— Повсюду в шкафах и полках

Перейти на страницу: