Эти грозные взгляды, постные мины, спрятанные глаза или сердитые выкрики – все это мимо. Меня не проведешь. Те, кто здесь сегодня собрались, прекрасно отдают себе отчет в том, что без меня им кирдык! Они восстали против Катьки, против созданной еще Петром I системы, против высшего сословия, в конце концов. Пути назад нет! Или победа, или плаха! И крушение великой надежды если не повернуть время вспять и вернуться к старым добрым временам, то хотя бы так обновить Церковь, чтоб она воссияла. И вернула себе роль духовного отца, а не служки на побегушках у императоров и, что особо обидно, у императриц.
— Давайте я напомню всем ваш возможный выбор. Сначала по процедуре. И вы, и я изучали этот вопрос и единогласно пришли к мнению, что четко установленного правила, как выбирать патриарха, не существовало перед тем, как Петр упразднил патриаршество. Были случаи, когда царь предлагал архиереям своего кандидата, они предлагали своего, и, в итоге, монарх делал свой выбор. Были случаи, когда царь отказывался назвать кандидата, и Поместный собор из высших и средних церковных чинов выдвигал своего. В 1690 году был даже избран отец Адриан вопреки воле царя. Все было. Канона нет.
Сегодня мы не можем совершить ошибки. Три четверти века, как Русь без главного пастыря. Посему мое решение таково: кандидата, местоблюстителя или патриарха вы выберете сами. Без моего участия. Как решите, так и будет. И вашего собрания достаточно, чтобы выдать законное решение!
— Столь узким кругом мы не можем избрать патриарха, – тихо сказал Платон, но его все услышали и поддержали кивками головы и ударами посохов об пол.
— Тогда выбирайте кандидата или местоблюстителя. Последнего я утвержу своей волей, когда венчаюсь на царство. Ежели хотите широкого Поместного собора, который утвердит вашего кандидата, я и против этого слова не скажу. Только не забывайте: у нас война, сколько она продлится – то лишь Всевышнему известно. Хотите, чтобы вопрос с патриархом затянулся на годы?
Тихие перешептывания. Согласия, ожидаемо, нет и не будет. Вот пусть и ищут консенсус.
— А ежели мы не договоримся к тому времени, когда вернешься из Лавры? — спросил архиепископ Платон.
Тревоги его были понятны. Из 12 иерархов, приехавших на архиерейский собор – только пятеро безусловно поддерживали Платона. Еще четверо – Вениамина. И как они смогут прийти к общему знаменателю – большой вопрос. Столкновение интересов, кланов, даже финансовых претензий, не говоря уже о мелких и крупных личных обидках. В большинстве своем люди пожилые, многое в жизни и повидавшие, и претерпевшие.
Изоляция архиереев мне в помощь. В Риме не дураки сидели, когда придумывали, как избрать Папу. Да и цари практиковали подобную процедуру. Я не первооткрыватель.
— Если не договоритесь... – я задумался. –- Епископ Архангелогородский приедет через неделю. Вот он и отслужит на венчании на царство, а потом сюда, к вам, в башню.
Я поднялся с кресла и направился к выходу. Уже в дверях я обернулся и сказал:
— Россия ждет от вас большой мудрости и прозорливости. Не время сейчас лелеять прежние обиды. Мир меняется.
***
От Сухаревой башни до Красного Китайского Монетного Двора путь неблизкий – но мне, прямо скажем, по дороге. Нужное мне здание у двойных Воскресенский ворот Китайгородской стены фактически выходило на Красную площадь. Парадный его корпус, с глухими стенами первого этажа и нарядными, в стиле “московского барокко”, окнами второго, украшала монументальная проездная арка под палатами. Через нее мы с конвоем попали в просторный квадратный двор, беспрепятственно миновав сильную охрану.
Въехали гоголем, на распаленных быстрой скачкой конях. Я соскочил с Победителя, скинул на руки подбежавшему казачку темно-синюю епанчу, которой укрывался в целях безопасности – мой черный мундир изрядно примелькался на московских улицах. Надоел он мне хуже горькой редьки. То ли дело мой красный кафтан, победоносный, счастливый.
Решено: на войну отправлюсь, костюмчик сменю!
— Счастлив поприветствовать Ваше Императорское Величество в стенах вверенного моему попечению правительственного учреждения, Китайского Монетного Двора! Разрешите представиться – местный минцмейстер, Степан Афанасьев!
Бодрый старичок в летнем форменном сюртуке и брюках из ластика[6] согнулся в поклоне. Его костистое лицо с впалыми щеками подпирал накрахмаленный воротник с черным бантиком.
Я не стал переспрашивать, отчего управляющий монетным двором обозвал его “китайским”. И сам догадался, что виной тому – Китайгородская стена, в которую здание упиралось одной из своих сторон.
С удовольствием огляделся.
Внутри двухэтажный Монетный двор совсем не напоминал крепость, как снаружи. Окна с резными белокаменными наличниками были как на нижнем, так и на верхнем ярусе. Краснокирпичные стены – все в нарядной отделке из колонок в простенках, в цветных изразцовых фризах и орнаментальных рельефах. Красотища! И этот Баженов будет мне задвигать, будто оригинальный московский стиль конца прошлого века – это возвращение ко временам Василия Темного?!
— Ну, хвались, минцмейстер. Что тут у тебя, как все разместилось?
— На нижнем ярусе, Ваше Величество, устроены у нас Плавильная, Кузнечная, Плащильная и Пожигальная палаты, каждая из которых имеет отдельный вход с улицы. На верхнем – Казначейная, Кладовая, Работная и Пробирная. В подвалах разные службы, кладовые, а также долговая яма.
Меня пробрал озноб при этих словах. Ну, конечно! Вот куда я попал! Последнее пристанище на земле реального Пугачева! Камера, в которой он сидел в ожидании казни, доставленный сюда в железной клетке. Туда я точно не ходок! Мне вообще здесь уже не уютно, не радостно. Пожалуй, сокращу-ка я свое пребывание в этих стенах до минимума.
Минцмейстер реакции моей не понял. Но догадался, что при словах о “долговой яме” в моих глазах мелькнуло что-то нехорошее. Заторопился с объяснениями.
— Не мы людей в тюрьму коммерческую определяем, а те, кому сидельцы задолжали. Они, вроде, должны им кормить. Но бывают и нерадивые или жадные. Тогда на себя берем заботу…
— Не по душу должников я приехал. Об