Окончательно в себя я пришла утром седьмого дня после ранения. Я открыла глаза и впервые мне не захотелось зажмуриться от яркого света из окна. Я ощущала жажду и — также впервые! — голод. Сознание было ясным, незамутненным.
Увидев знакомые очертания комнаты, я облегченно выдохнула и улыбнулась. Я была рада очнуться в этой комнате, в этом веке. Хорошо, что бредовый сон о больнице из моего прошлого оказался лишь сном.
Удивительно, но тем утром я проснулась совершенно одна. Кресло подле кровати пустовало. И пока я размышляла над тем, как мне позвать кого-нибудь из соседней комнаты, учитывая, что я ощущала во всем теле невероятную слабость, до меня донеслись громкие, чрезмерно громкие голоса.
И один из них заставил меня на мгновение испугаться, что я вновь впала в забытье, и меня одолела лихорадка.
Потому что я услышала недовольный, возмущенный крик.
— Я желаю увидеть Варвару. Она моя дочь. Не смейте мне препятствовать!
Глава 41.Если бы несколькими минутами ранее я не почувствовала бы, что лихорадка и жар отступили, а сознание — прояснилось, я бы подумала, что вновь брежу.
Потому что дверь с грохотом открылись — створки ударились о стены — и в комнату-палату влетел старший князь Разумовский. Исхудавший, изнуренный, с не сошедшими с лица синяками, но живой. И даже относительно невредимый.
Шокировано моргая, я подтянулась на дрожащих руках и села, подложив под спину подушку. Сзади отца стоял Георгий: мрачный и недовольный. За ним — Кира Кирилловна. Кажется, я проспала несколько неприятных семейных сцен — если судить по лицам моих посетителей.
— Варвара, душа моя! — отец широкими шагами пересек расстояние до кровати и остановился возле края, схватив мою руку.
Он почему-то старался не смотреть мне в глаза. Не смотреть на мое лицо, половину которого скрывала повязка.
Я бросила быстрый взгляд на мужа, который следовал за ним, словно тень. Его лицо не давало мне никаких подсказок.
— В-вас освободили, — пробормотала я, до конца не веря, что не брежу. — Какие замечательные новости!.. Когда же? И как все произошло?
— Мы поговорим об этом после...
— Тебе ни к чему забивать свою голову подробностями!
Кто бы мог подумать, что первую фразу произнес мой муж, а вторую — отец?..
Я провела ладонью по лицу, коснувшись повязок и смахнув со лба упавшие волосы, и искоса посмотрела на Георгия. На скулах у него ярко проступили две жилы: так случалось всегда, когда он крепко стискивал зубы. Но он ничего не сказал князю Разумовскому.
— Давно вас освободили, отец?
— День как, — отозвался от с непонятным раздражением.
— Помогла схема, которую вы передали, — сказал Георгий, поймав мой взгляд.
Отец покосился на него недовольно, но тот сделал вид, что не заметил.
Сцену, которая становилась неловкой, прервало появление Кондрата Тимофеевича.
— А, Варвара Алексеевна, — он искренне улыбнулся мне и всплеснул руками. — Как чудесно видеть вас в сознании, — доктор строго посмотрел на мужчин и молчаливую, потерянную Киру Кирилловну, которая молчала все это время. — Господа, графиня Пален, попрошу вас подождать в гостиной. Я должен сменить повязки и осмотреть Ее сиятельство.
— Когда моя дочь сможет покинуть это... это место? — потребовал отец, не двинувшись с места.
— Когда я сочту это позволительным, — но Кондрат Тимофеевич не дрогнул и скрестил на груди руки, всем видом показывая, что тратить время на препирательство он не намерен.
Князю Разумовскому не оставалось ничего, как подчинится. Когда он круто развернулся и зашагал к дверям, ко мне на мгновение подошел Георгий.
— Вы должны все мне рассказать! — пылко проговорила я и неожиданно даже для себя схватила его за руку обеими ладонями.
— Конечно, — его губы дрогнули в улыбке. — Но сначала вас осмотрит Кондрат Тимофеевич. Я должен идти, пока он не выгнал меня взашей.
Я рассмеялась. Удивительно, что князь был способен перед кем-то испытывать пиетет.
— Да, но подождите, скажите прежде, что с Сержем? А с Перовским?
— Вашего брата все еще ищут. Перовский убит, — сухо отрапортовал Георгий. — Я должен идти, — склонившись, он быстро поцеловал меня в лоб и развернулся до того, как я успела задержать его очередным вопросом.
Кондрат Тимофеевич смотрел на меня со снисходительной улыбкой.
— Новобрачные, — я была поклясться, что он прошептал это слово одними губами, проводив князя взглядом.
Я фыркнула. Жаль, но это не имело ничего общего с реальностью.
— Ну что, Варвара Алексеевна? Давайте вас осмотрим?
Разглядеть рану он мне не позволил. Лишь сменил повязку, которая стала поменьше: уже не закрывала половину лица и глаз, и проходила ровно над бровью.
— Вам повезло, Ваше сиятельство, — серьезно сказал доктор. — Придись удар на несколько сантиметров ниже, и мог пострадать глаз.
Да уж. Я с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок и зябко поежилась.
Невероятно повезло.
Кондрат Тимофеевич проделал со мной еще несколько манипуляций: заставил посчитать до двадцати, решить несколько простых примеров на сложение, послушал сердцебиение и дыхание, разрешил встать и сделать пару шагов по комнате.
— Лихорадка ушла, можете отправляться домой, — сказал он, удовлетворившись увиденным. — Ваши родные будут невероятно рады.
— Их предубеждение против этого места...
— Вполне понятно, — прервал меня Кондрат Тимофеевич. — Но Их сиятельство князь поступил совершенно правильно, когда привез вас ко мне. В таких нужно действовать без промедления.
— Я знаю, — поспешно сказала я, потому что мне показалось, что доктор приписал меня к числу тех, кто осуждал Георгия. — Я знаю, что Их сиятельство поступил правильно.
Кондрат Тимофеевич, задержав на мне взгляд, тонко улыбнулся. Раскланялся и ушел, а оставшаяся в комнате сестра милосердия помогла мне умыться, насколько позволяли условия, и одеться.
Затем я, наконец, подошла к зеркалу. Белоснежная повязка выделялась на лице ярким пятном, привлекая внимание. Нужно будет попробовать укладывать волосы на эту сторону, чтобы прятать ее. Пока я разглядывала себя, то прислушивалась к негромким голосам, доносящимся из соседней комнаты. Я не могла различить слов, но по интонациям поняла, что отец и Георгий ругались.
Вздохнув, я толкнула дверь и вышла к ним. Пока мы прощались с Кондратом Тимофеевичем и спускались вниз, чувство, что что-то не так, меня не отпускало. Напротив, оно только усиливалось. Я всегда думала, что оба князя друг другу нравились. Георгий был близок с Императрицей: до того, как случилось похищение и все последующее. Отец не напрасно ведь сосватал ему свою единственную дочь — прежнюю Варвару. Это был выгодный союз, уж об этом мне прожужжали уши все.
Но что-то изменилось.
Внизу нас поджидали экипажи: один невероятно торжественный, с вензелями в форме буквы «Р». Догадаться, кому он принадлежал, было несложно.
— Варвара, — старший князь Разумовский взял меня под локоть и увлек за собой, — проедься со мной и тетушкой.
Я нахмурилась и тут же пожалела об этом, почувствовав под повязкой острую боль. Георгий стоял в нескольких шагах от нас с каменным лицом.
Да что происходит?!
— Отец, я поеду со своим мужем, — я уперлась ногами в брусчатку и попыталась высвободить руку, но князь не желал отпускать.
Силы наши были не равны. Я после лихорадки и недели, проведенной в постели, едва могла ходить. А отец был крепким мужчиной, и, кажется, проведенное в плену время не сильно его истощило.
— Что вы делаете? — Георгий, услышав наше препирательство, вырос за моей спиной.
Князь Разумовский окинул его убийственным взглядом, но руку разжал. Он ничего не успел сказать: вмешалась подошедшая к нам Кира Кирилловна.
— Варвара, Георгий Александрович, тогда, как условились с вами, ждем вас завтра вечером на ужин. Отдыхайте нынче. Идем, Алексей.