Фыркнув, отец развернулся на каблуках и зашагал к экипажу, даже не обернувшись. Сузив глаза, я посмотрела на мужа. Что бы между ними ни случилось, я желала знать.
— Идемте, Варвара Алексеевна, — устало выдохнул он и протянул мне локоть.
Едва мы оказались в экипаже, я посмотрела на него.
— Что это было, князь? Когда вы и отец успели рассориться?
— Кондрат Тимофеевич запретил мне вас волновать, — уклонился он от прямого ответа. — Обещаю, я все расскажу вам, но позже. Вы должны отдыхать.
«Я уже отдыхала целую неделю, валяясь в беспамятстве», — хотела бы сказать я, но не стала, потому что муж ведь был прав.
Я храбрилась, но чувствовала в ногах слабость: они подкашивались при каждом шаге. Голова противно кружилась, во рту то и дело появлялся мерзкий вкус тошноты, и даже короткий путь от дверей палаты до экипажа лишил меня сил и заставил покрыться мерзкой испариной.
Поэтому я кивнула и прикрыла глаза. Князь Хованский никуда от меня не сбежит, мы поговорим вечером.
Но здесь я ошибалась.
В особняке нас встретили радушно: я и не ожидала. Соня сияла от счастья, княжна Елизавета улыбалась и даже ее компаньонка выказала радость. Экономка лично проводила меня до спальни, коротко рассказав о делах особняка.
Потом я с наслаждением выкупалась, просидев в теплой воде, пока она не остыла, и поела бульона с яйцом, который Соня подала прямо в кровать. Я помнила, как закрыла глаза, уложила голову на мягкие подушки и пообещала себе, что немного вздремну и отправлюсь расспрашивать обо всем князя.
Буквально спустя мгновение я проснулась, а за окном уже стояла кромешная темнота. Мне показалось, я проспала не больше часа, но выходило, что почти целый день. В спальне уже горели свечи, на трюмо стоял поднос с закрытыми блюдами: мне приносили ужин, а я даже не проснулась.
Я почувствовала досаду на саму себя: вновь упустила драгоценное время! Интересно, слишком ли уже поздно, лег ли Георгий спать? Я бросила быстрый взгляд на дверь в углу, которая вела в его спальню. Но стучать в нее мне почему-то показалось бестактно, так что я надела плотный халат, заботливо оставленный кем-то на пуфе, что был приставлен к кровати, и поднялась.
Голова почти не кружилась, и сон определенно помог восполнить мне силы. Я чувствовала себя гораздо лучше, чем утром, а ведь тогда я думала, что уже поправилась. Завязав пояс халата и запахнув его под горло, я подошла к двери и вышла в коридор. Прежде, чем я постучалась в спальню Георгия, я заметила свет в конце длинного коридора: там располагался кабинет князя.
Так даже лучше. Поговорим не в спальне.
Я не успела сделать и пары шагов, когда услышала мужские голоса. Я моментально остановилась, потому что меня с головой накрыла волна неприятнейших воспоминаний: однажды ночью прежняя Варвара подслушала чужой разговор. И поплатилась жизнью.
Но потом до меня донеслось.
— Я должен ее отпустить.
Это сказал князь Хованский.
— Не глупи! — голос принадлежал его другу графу Каховскому. — Ты уже пожертвовал ради нее службой
И я приросла ногами к полу, не в силах уйти.
Глава 42.— Я должен ее отпустить.
Это сказал князь Хованский.
— Не глупи! — голос принадлежал его другу графу Каховскому. — Ты уже пожертвовал ради нее службой.
И я приросла ногами к полу, не в силах уйти.
***
— Не из-за нее, — упрямо возразил князь Хованский. — Из-за самого себя. Из-за решений, которые принимал.
— Ты про злополучный приказ? — в голосе графа звучала откровенная досада.
Кажется, они обсуждали это далеко не в первый раз.
Георгий фыркнул и что-то пробормотал. Очень тихо, я не смогла разобрать.
— Князь Разумовский освобожден из лап террористов, — сказал он едко, уже громче. — Его высокопревосходительство ясно дал мне понять: я на службе, пока не разыщу генерал-губернатора. Теперь с этим делом покончено.
— Его спасли благодаря тебе.
— Ту схему нам отдала Варвара Алексеевна. Но даже если и так, Серж ушел, Перовский убит, никого из тех, кто руководил похищением, мы не схватили. Единственное утешение: оба заложника выжили.
Оба?..
Моментально пронеслось в моей голове. Кто же был вторым? Все всегда говорили лишь про отца, и до этой минуты я и представить не могла, что отец был не один.
— Императорский гнев обрушился на Третье отделение из-за того, что мы упустили террористов у себя под носом. Отставки были неминуемы.
— И ты ступил на линию огня, когда женился на подозреваемой, — я почувствовала по голосу, что граф недовольно поджал губы.
— Она никогда не была подозреваемой, — вскинулся Георгий.
— Официально нет, но обер-полицмейстер вцепился в нее словно пиявка.
— Мстит мне за Первозванного (орден Андрея Первозванного — прим. автора).
— Да ты не шутишь ли? — Михаил едва ли не присвистнул. — Все еще не может смириться, что тогда наградили тебя? А не его? Но его-то за что?! Он не заслужил, — отрубил он решительно.
На некоторое время воцарилась тишина. Я даже дышать старалась через раз, чтобы ненароком не спугнуть двух мужчин. Пришлось осторожно прислониться к стене, потому что ноги меня почти не держали. Вскоре я почувствовала сильный запах табака: кажется, князь и граф взялись за трубки.
— То, что Его высокопревосходительство намерен повесить на тебя всех собак — бесчестно.
— Лес рубят — щепки летят, — философски отозвался Георгий. — Я сам подставил себя под удар.
— Выходит, все было напрасно, и ты мог обождать со свадьбой. И не ставить свою карьеру на кон. От них все равно пришло бы второе письмо, и Варвара Алексеевна отправилась бы на встречу, и мы бы изучили тот чертеж, который она передала.
— Ничего не было напрасно, — возразил князь упрямо. — Варвару Алексеевну оставили в покое лишь после венчания. И то не до конца, ведь обер-полицмейстер еще три раза ходатайствовал об ее допросе.
— Перед Его высокопревосходительством?!
— Да, — Георгий усмехнулся. — Граф Меренберг перенаправлял его прошения ко мне. Конечно же, я на всех ставил отказ.
— Ну и ну. Уверен, он доложил о каждом.
— Не сомневаюсь.
Услышав шорох отодвигаемого стула и шаги, я поспешно отпрянула от двери. Но, кажется, кто-то из них решил пройтись по кабинету, чтобы размяться.
— Но я все равно не понимаю тебя, Георгий, — голос графа Каховского прозвучал совсем близко. — Зачем разводиться? Я только и слышал от тебя в последние полгода о несравненной красоте княжны Разумовской. Теперь она стала твоей княгиней... — он замолчал, но в воздухе повис невысказанный вопрос.
До меня донесся невеселый смешок мужа.
— Потому что я был форменным дураком, даже стыдно вспоминать. Тогда меня привлекла ее красота, теперь же я влюбился, словно сопливый мальчишка, но Варвара Алексеевна заслуживает кого-то гораздо лучше, чем мужа, подвергнутого опале, уволенного со службы.
— Тебе предложат почетную отставку...
— Не суть! — Георгий повысил голос, некрасиво перебив друга. — Я ее отпущу. Все закончится, выжду немного, и отпущу.
— А саму Варвару Алексеевну ты спросить не хочешь? — с нескрываемым сарказмом предложил Михаил. — Что она думает об опальном муже? Она ведь знает, что ты рисковал...
— Она не должна ничего об этом знать. Я не хочу, чтобы Варвара Алексеевна испытывала ко мне жалость. А что до вопроса о том, что она думает... видел бы ты ее взгляд в ту минуту, когда я рассказал об обстоятельствах подписания приказа. Я умирать буду, а не забуду эту смесь горечи, разочарования и презрения.
Да боже мой!
Мне захотелось влететь в этот кабинет и влепить князю пощечину! Почему он вспоминает о том взгляде?! Это было невероятно давно, столько воду уже утекло. Почему не вспоминает о вечере накануне встречи с Перовским, когда я погладила мужа по щеке? И о разговоре, что состоялся после!
Гнев переполнил меня всю, захлестнув с головой.