— Нам нужна еще одна девочка, для равенства, — князь бесшумно подошел к жене со спины и обнял ее, переплетя в замок руки у нее на животе.
Варвара одновременно улыбнулась, закатила глаза и покачала головой. Чувствуя тепло его рук и едва сдерживая смех, она ответила.
— Никак не могу, на осень назначено открытие первых Высших курсов.
Муж мягко усмехнулся ей в шею, и у нее по рукам побежали знакомые мурашки.
— Откроют уж как-нибудь без тебя, — сварливо пробормотал он и утянул Варвару в коридор. — Идем, дети мирно спят, нет повода для волнения.
Рациональность и присущая ей сдержанность полностью покидали княгиню, когда речь заходила о детях. Впрочем, Георгий находил это даже забавным. Влюбленный в свою жену мужчина на многие вещи смотрел чуть затуманенным взором.
Князь Хованский давно себе в этом признался: он не объективен, когда дело касалось Варвары. Не объективен и опьянен, как и в самый первый год их совместной жизни. Ну, и пусть. Никто в здравом уме не решился бы в открытую упрекнуть его в слишком откровенном проявлении чувств, никто не осмелился бы шептаться за спиной. Однажды он уже вызвал обидчика своей тогда еще невесты на дуэль и не дрогнул бы сделать это вновь.
А уж после протекции от самого Императора и молниеносном восстановлении на службе, последовавшем за нелепой и ошибочной отставкой, в обоих столицах поняли, что связываться с князем Хованским не стоит.
Та давняя история с покушением наделала немало шуму и привела к немалым изменениям. Во всём. Даже в тех вещах, на которые сначала бы никто не подумал. И вот, как следствие, спустя десять лет Александр II решил принять первую для Империи Конституцию.
Утром, к своему неудовольствию, князь Хованский проснулся в одиночестве. Левая сторона кровати была еще теплой, но уже пустой. Накинув халат, он отправился разыскивать жену, которая от него ускользнула. Много времени поиски не заняли: Варвара обнаружилась в детской. Вместе с Ольгой и Кириллом она рассматривала полученный из рук Императрицы орден.
Георгий посмотрел со спины на три склоненных темноволосых макушки: жена сидела на низком пуфе, держа орден на коленях, дети стояли по обеим сторонам от нее.
— Когда я вырасту, я тоже получу такой! — уверенно заявила Ольга, тряхнув головой и позволив непокорным кудрявым локонам рассыпаться по спине и плечам.
— Непременно, милая, но тебе придется хорошенько потрудиться ради него.
Георгий знал, что жена улыбалась, хотя не мог видеть ее лица.
— Матушка, почему же у вас только один такой, а у батюшки намного больше? — сын поднял на княгиню растерянный взгляд.
— Потому что мужчинам доступно больше наград
— Но это неправильно! — воскликнула Оля, и Георгий вошел в комнату, пока его девятилетняя дочь не подняла восстание прямо в детской.
— Отец!
— Батюшка!
Дети бросились к нему, и он опустился в кресло, усадив дочь на колени, и обнял сына свободной рукой.
Варвара перехватила его выразительный взгляд и невинно пожала плечами. В конце концов, разница в наградах и впрямь была неправильной.
— Почему вы еще не умыты и не одеты? — с притворной строгостью спросил князь, глядя на детей. — Ваша тетушка Елизавета ждет нас с визитом сразу после завтрака.
— Матушка показывала нам свой орден, — отозвалась Ольга. — Он такой красивый!
Князь хмыкнул и перевел взгляд на Варвару, которая стояла чуть поодаль с легкой улыбкой на лице, наблюдая за разговором.
— А дедушка отчего-то сердился, когда прочитал в газете новость о пожаловании матушке ордена, — Кирилл поднял на отца вопросительный взгляд, в котором смешались любопытство и детская обида за мать.
В своем тесте Георгий не сомневался ни минуты.
— А ты сам что думаешь? — спросил он с интересом.
Сын замялся, а потом быстро, на выдохе выпалил.
— Матушка делает добро. Она помогает людям.
У Варвары влажно заблестели глаза, и она чуть прикусила губу, чтобы справиться с нахлынувшими вдруг слезами. Дети сделали ее ужасно, ужасно сентиментальной.
— Так и есть, — Георгий серьезно кивнул и погладил сына по затылку. — Ваша матушка помогает людям. Просто не все это понимают сразу.
— А что думаете вы, Ваша светлость? — с лукавой улыбкой поинтересовалась Варвара.
— Я? — он поднялся, поправил рукава халата и обвел взглядом жену и детей. — Я думаю, что я — самый счастливый человек на свете.
КОНЕЦ