Он выглядел взволнованным до крайности. Никогда прежде я не видела, чтобы князь Хованский терял контроль над своими чувствами. И во взгляде, который он не отводил от меня, застыла такая мука, что у меня сердце сжалось и пропустило один удар.
— Это был граф Перовский... — сказала я и сама не узнала свой хриплый, отчего-то сорванный голос. — Он замаскировался.
— Тихо, тихо, — отрывисто бросил он и, скомкав окровавленный платок, вновь приложил его к ране. — Молчите сейчас.
Кажется, свои чувства он все же обуздал, потому что вновь перешел на формальное «вы».
— Варвара Алексеевна? — я услышала над головой еще один знакомый голос, и на нас упала тень.
Рядом со скамьей, избавившись от своего бутафорского костюма, стоял граф Каховский. Он озабоченно смотрел то на меня, то на Георгия.
— Я в порядке, — неуверенно произнесла я, пытаясь представить свое лицо со шрамом...
Муж и Михаил обменялись красноречивыми взглядами.
Порез, рассекший бровь, немилосердно пульсировал.
— Готово, Ваше превосходительство! — крикнул поручик, и тотчас раздалось лошадиное ржание.
Еще крепче меня сжав, Георгий поднялся со скамьи.
— Я сама...
— Позволь, я помогу...
Заговорили мы одновременно с Михаилом, но князь лишь раздраженно мотнул головой.
— Не нужно, — он стиснул зубы и уверенно понес меня к экипажу.
Перед глазами все расплывалось, но я успела заметить, что вокруг царила страшная суета. Туда-сюда сновали офицеры, где-то вдали плакала женщина, постоянно звучали отрывистые приказы и команды.
— Я отвезу княгиню к Кондрату Тимофеевичу. С докладами посылай к нему, — сказал Георгий прежде, чем внести меня в экипаж.
— Аккуратно поезжай, не гони! — я услышала глухой голос графа Каховского, который говорил с извозчиком.
Внутри князь разместил меня на сидении рядом с собой, чтобы я могла на него опираться. Кровь, казалась, была повсюду. Я даже не понимала уже, закончилось ли кровотечение, или она так и продолжала идти?
— Вы его схватите? — спросила я, имея в виду Перовского.
Даже в полумраке я заметила, как исказилось лицо Георгия. Он скрипнул зубами и прикрыл глаза.
— Вам больше не нужно об этом волноваться, Варвара Алексеевна. Я не должен был вас отпускать. Не должен был поддаваться, — с невыразимой горечью прошептал он. — Простите меня. Это моя вина.
— Вы не могли мне помешать.
— Мог, — сказал он, — мог, но не стал. Я напрасно вам уступил. Должен был запретить. И лучше бы вы вновь меня возненавидели, чем нынче...
— Шрамом больше, шрамом меньше... — слишком легкомысленно отозвалась я, потому что мысли путались, и боль мешала рассуждать здраво.
Я почувствовала, как по его телу прошла волна горячей дрожи. На краткое мгновение его руки жестче сжались вокруг меня, но спустя один шумный выдох князь заставил себя расслабиться.
— Он мог вас убить. Вы не видели, а я видел. Лезвие прошло в сантиметрах от вашего горла.
— Я сама виновата... — пробормотала я уже заплетающимся языком. — Я его раззадорила...
— Раззадорили? — кажется, он нахмурился.
— Назвала двуличным лицемером, который ни в грош не ставит народ и продался англичанам...
Князь со свистом втянул носом воздух.
— Я запру вас, Варвара, — пообещал он дрогнувшим голосом. — Увезу в деревню и запру.
— Не запрете... меня нельзя запирать... — я говорила уже почти бессознательно.
В голове стоял густой туман, перед глазами давно все слилось в одно темно-серое пятно. В какой-то момент я лишилась чувств и пришла в себя уже, кажется, в докторском кабинете.
— Слава богу.
Было первым, что я услышала, когда открыла глаза. Над собой я увидела лишь темный потолок и потому скосила взгляд: в шаге от кушетки, на которой я лежала, Кондрат Тимофеевич негромко переговаривался о чем-то со своим ассистентом.
Лицо ощущалась невероятно чистым: кажется, с меня смыли всю кровь. Я подняла руку, чтобы проверить, но Георгий, который сидел рядом в кресле, мягко перехватил ее, сжав запястье. Он смотрел на меня с озабоченностью, которая пугала.
— Что такое?.. — пришлось откашляться прежде, чем я смогла заговорить нормально.
— Ваше сиятельство, порез слишком глубокий. Надобно наложить швы, — доктор шагнул в поле моего зрения.
— Швы?.. — шепотом повторила я.
Нахмурившись, я тут же вскрикнула от неожиданности и от боли.
— Вам нужно успокоиться, — мягко, но непреклонно велел доктор. — И нельзя напрягать верхнюю половину лица.
— Я буду рядом, — Георгий крепко сжал мое запястье.
— Это весьма сомнительно, Ваше сиятельство, — заговорил было Кондрат Тимофеевич.
— Я буду рядом, — с нажимом перебил он.
— Что ж, тогда ступайте переодеваться в халат, — доктор строго на него посмотрел.
— Не уходи… не уходите, — попросила я, почувствовав, как он мягко отнял руку от моей ладони.
— Я очень быстро вернусь, — тихо пообещал князь.
И сдержал свое слово.
Кондрат Тимофеевич усыпил меня эфиром, который я вдыхала из стеклянного сосуда через специальную трубку*, и саму операцию я не почувствовала.
И во второй раз пришла в себя уже в другом помещении, и лежала я не на кушетке, а на полноценной больничной кровати. Рядом на тумбочке стоял подсвечник, свечи в котором выгорели почти до основания. А в кресле напротив дремал князь Хованский.
Судя по темноте за окном, стояла глубокая ночь. Я провела без сознания почти целый день. Голова была невероятно тяжелой, словно при жесточайшем похмелье. Мысли путались, и в висках стреляла боль, когда я пыталась сосредоточиться.
Князь спал нервно, тревожно. Хмурился даже сейчас. Его брови были изломаны, как если бы он напряженно размышлял над чем-то.
Словно почувствовав мой взгляд, он резко мотнул головой и открыл глаза. И поспешно взвился на ноги, чтобы подойти, когда понял, что я была в сознании.
Георгий опустился на край широкой кровати, постаравшись меня не задеть. Невероятное облегчение плескалось в его глазах. Прежде, чем заговорить, он взял мою ладонь и прижался к ней прохладными, сухими губами. И еще долго потом ее не отпускал.
— Как вы себя чувствуете, Варвара Алексеевна? — спросил он негромко.
Другой рукой я потрогала бинты на лице. Они закрывали правый глаз, бровь, висок и часть лба.
— Ужасно, — совершенно искренне выдохнула я.
Князь усмехнулся. На нем была все та же одежда, что и утром. Верно, он не отходил от меня все это время.
Я попыталась подтянуться повыше на подушках, чтобы сидеть, прислонившись к ним, но я все еще чувствовала слабость, поэтому толком ничего не вышло. Георгий склонился надо мной, чтобы помочь: поправил подушки, подставил локоть, и я смогла опереться на него и сдвинуться с места.
Он был так близко, что я увидела короткую свежую щетину на его подбородке и скулах.
И только тогда я осознала, что кто-то чужой переодел меня в ночную рубашку. И волосы были небрежно заплетены в косу, которая лежала на левом плече. Я так привыкла к этому миру, что вдруг почувствовала себя голой, оказавшись перед мужчиной — пусть и собственным мужем! — без десятка слоев одежды, которые я обычно носила.
— Есть ли новости? — спросила я, желая отвлечься от глупостей, которые лезли в голову.
— О чем? — Георгий чуть нахмурился.
— О Перовском. О графе Перовском.
— Варвара Алексеевна... — выдохнул он свирепо. — Вы только пять минут, как пришли в себя! Этот ублюдок вас ранил, и... — он осекся на полуслове и повел челюстью. — Я прошу прошения за свои слова. Это неприемлемо.
— Но я согласна с вами, — я нашла в себе силы пошутить, — граф Перовский действительно ублюдок.
Муж, моргнув, посмотрел на меня, словно видел впервые. На несколько секунд между нами повисло молчание, а затем он рассмеялся. Негромко, но заразительно и с огромным облегчением.
Моя ладонь по-прежнему лежала в его руке, и он поглаживал ее большим пальцем. Совершенно безотчётно, неосознанно.
И так приятно.