Я потрясла головой, пытаясь все осознать.
— Почему невзлюбила? — вновь спросила я, чувствуя себя попугаем.
— Не могу знать, барышня, — Соня мгновенно посерьезнела. — Но вернулись вы тогда, из салона, разгневанная — жуть. Поклялись, что ноги вашей не будет в особняке Хованских. Что умрете, а женой ему не станете… Ой, страсти какие, Господи, прости меня, грешную, — Соня боязливо перекрестилась и сжала крестик на тонком, потрепанном шнурке, что виднелся из-под глухого ворота строгого платья.
Я же мрачно хмыкнула.
Молодец, Варенька Разумовская. Сбылась твоя клятва. Нога твоя не ступила в дом ненавистного жениха. Да и ты сама умерла до свадьбы.
Теперь со всем, что ты натворила, предстоит разбираться мне.
Соня тем временем мялась, явно желая сказать что-то еще.
— Ну? — поторопила я ее. — Говори уж, коли начали мы с тобой эту беседу.
— С батюшкой вы тоже из-за князя Хованского повздорили. Как раз все одно к одному совпало: и записка, и отъезд Их Светлости Алексея Кирилловича, и ссора, — скороговоркой выпалила Соня и облегченно выдохнула.
Кажется, с признаниями было покончено — к моему счастью!
Уж не знаю, сколько еще откровений о том, как моя предшественница со всеми переругалась, я бы вытерпела. Надо полагать, характер у нее был пресквернейший. Любопытно, что произошло между нею и князем Хованским в салоне? И что эта ветренная, избалованная девчонка могла написать потом в письме?..
Соня, наконец, закончила мою прическу, кое-как пригладив волосы и закрепив их так, чтобы не помешать повязке, и я смогла спуститься в столовую на завтрак.
Я прошла по длинному коридору, выстеленному темно-бордовой ковровой дорожкой, сквозь анфиладу комнат, двери которых только и поспевали распахивать передо мной расторопные слуги. Всюду потолки были украшены лепниной, и не только белой: встречалась и позолота, и серебро, и цветные узоры. На стенах висели картины в тяжелых, дубовых рамах; огромные зеркала в позолоте. Массивные, блестящие хрустальные люстры одна за другой мелькали у меня перед глазами. Я шла мимо комодов и столиков с изящными ножками, на которых стояли вазы с живыми, только срезанными цветами; ветвистые канделябры; часы; статуэтки.
От роскоши в конце зарябило в глазах, и я потерялась среди золота, слоновой кости и багрянца. За завтраком мне прислуживало сразу несколько человек: кто-то подливал в бокал напитки; кто-то приносил новые блюда; кто-то менял тарелки и столовые приборы; кто-то подавал атласные салфетки…
Все было странно, непривычно, неловко и неуклюже. Свалившаяся на меня новая жизнь ошеломляла, и я знала, что это был, может, и первый, но далеко не последний раз.
А сразу как я закончила завтракать, Соня объявила, что прибыла моя тетушка: сестра по отцу, в замужестве — графиня Пален, Кира Кирилловна.
Я встречала ее в малой гостиной, и от одного лишь нахождения в ней мне делалось жутко, а но телу ползли мурашки. Я пожалела, что выбрала именно эту комнату, потому что в голове роились смутные, несвязанные образы из памяти прежней Варвары, навевавшие на меня ужас.
Мужские спины в черных костюмах, дым сигарет, запах крепкого алкоголя… Горящий камин, и черные тени танцуют на потолке. Чужой голос нашептывает страшные вещи, люди замышляют что-то недоброе, кто-то поплатится жизнью, прольется кровь, и…
— Варвара! — звонкий голос графини Пален выхватил меня из полутранса, в который я впала, и разочарованный стон сорвался с губ.
Я ведь почти вспомнила, почти поняла, чего так испугалась княжна Разумовская в тот роковой вечер.
— Тетушка! — я повернулась к ней, нацепив улыбку, чем заслужила внимательный взгляд темных глаз Киры Кирилловны.
Женщине передо мной чуть за сорок, но она по-прежнему хороша, даже по меркам девятнадцатого века. В светлых волосах видны несколько седых прядок, но они придавали ей особый, неповторимый шарм и ничуть не портили. Тонкая, изящная талия затянута в корсет, несмотря на ранний утренний визит. Туго натянутая на кринолин юбка, насыщенного, темно-зеленого цвета, мягко шелестела при каждом движении.
Придержав друг друга за плечи, мы трижды поцеловали воздух возле ушей. Тетушка отодвинула меня на расстояние вытянутых рук, и я увидела, как за ее спиной слуги начали вносить в малую гостиную многочисленные саквояжи и портпледы.
— Брат написал мне о твоих приключениях, Варвара, — проследив за моим взглядом, пояснила Кира Кирилловна и придирчиво осмотрела повязку на моей голове. — Попросил приглядеть за тобой и за Сержем, пока он задерживается в столице. Весьма любезно с его стороны, коли вспомнить твою последнюю выходу с князем Хованским. Ты разбила сердце своему папа́.
Глава 4.Весь оставшийся день я пряталась от тетушки в своих покоях и библиотеке, но к ужину пришлось переодеться и спуститься вниз. Трапезничали мы втроем: неожиданно вернулся Серж, и вот уже присутствие Киры Кирилловны начало казаться мне благом. Не представляла, как без нее я осталась бы наедине с братом.
Наедине с убийцей.
Сержа визит тетки явно не обрадовал. Встретившись с ней, он недовольно скривился и процедил сквозь зубы холодное приветствие. Но тетушка, будучи статс-дамой при дворе, привыкла и не к такому, и потому на кривляние племянника ответила веселой улыбкой.
Ужин протекал напряженно, но относительно тихо. Блюда сменяли одно за другим, и, когда мы приступили к десерту, тетушка промокнула губы салфеткой, аккуратно вернула ее на колени и пристально посмотрела на Сержа, который уныло катал по тарелке кусочек меренги.
— Мне сообщили, — произнесла она прохладно, — что тебя видели вместе со студентами. Ты якшался с ними в кабаке.
Кира Кирилловна начала прямо с места в карьер.
От неожиданности я подавилась и закашлялась, а Серж, резко вскинув голову, полоснул по тетке неприязненным взглядом. Она же смотрела на него с ледяным спокойствием и легким непониманием. Произнося слово «кабак», она сморщилась так, словно откусила что-то неприятное.
— Наследник князя Разумовского… пьет в кабаке с этими… этими вольнодумцами! — припечатала она, покачала головой и махнула рукой слуге, чтобы подлил ей еще вина.
— Это не ваше дело, любезная тетушка, — с кислым выражением лица процедил Серж. — Где я провожу свое свободное время.
— У тебя нет свободного времени, мальчик. И, конечно, это мое дело, как и дело всей нашей семьи. Твой отец — Московский генерал-губернатор, ты не имеешь права даже смотреть в сторону этим смутьянов!
Брат фыркнул и закатил глаза, а я выпрямилась на стуле, внимательно прислушиваясь к их разговору.
Странные беседы ночью на английском языке… тесное общение со студентами — костяком тайных и революционных обществ…
Студенческие кружки перерастали потом в террористические организации. Радикалы «ходили в народ» и проповедовали идеологию террора.
Это я помнила еще по школьному курсу истории. «Земля и воля», «Народная воля», «Черный передел» — все они начинались с секретных собраний студентов, а заканчивались? Убийства, покушения, взрывы, террор…
Убийства и покушения.
Я почувствовала на висках холодный пот. Серж лениво переругивался с Кирой Кирилловной, а я смотрела на него, и в голове хаотично крутились мысли и воспоминания. Варенька Разумовская поплатилась за то, что подслушала чужой разговор. Чужой разговор между братом и мужчинами в черных фраках, что говорили по-английски без малейшего акцента.
Сколько покушений было совершено на Александра II?..
Забывшись, я резко схватилась за край скатерти и смяла его, потянув на себя. С оглушительным звонок на пол упали столовые приборы, я едва не залила дорогое платье вином.
Тетушка и Серж позабыли о препирательствах и одновременно посмотрела на меня. В глазах брата теплился дьявольский, черный огонь. У меня же голова шла кругом, я едва могла ворочать языком и почти ничего не соображала.