С трудом я сглотнула все застрявшие в горле слова и моргнула, пытаясь прийти в себя. По шее и спине катились липкие капли пота.
Мог ли Серж участвовать в тайном обществе? Мог ли решиться на убийство?
Совершенно точно мог, и его мертвая сестра тому доказательство. Если он не пощадил девчонку, свою родную плоть и кровь, то от него можно было ожидать всего. Переступит через человека и даже не поморщится.
— Что с тобой, сестра? — Серж посмотрел на меня, и холодок пробежал по позвоночнику от одного его взгляда.
— Г-голова закружилась, — я клацнула зубами, коснулась повязки на макушке и выдавила из себя жалкое подобие улыбки. — Сейчас мне уже лучше.
— Это все Ваши нотации, тетушка, — он неодобрительно поцокал языком. — Утомили Вареньку.
Кира Кирилловна перевела на меня взгляд, полный глубокого сомнения. Краем глаза я заметила, как зашептались стоящие вдоль стены слуги. На губах некоторых мне почудились усмешки.
— Не нужно притягивать сестру. Я все расскажу вашему отцу — как только он вернется, — женщина смерила племянника очередным оценивающим взглядом. — У тебя грядет помолвка с княжной Голицыной! А ты строишь из себя… босяка!
— Хотите кого-то поучить? — он хищно прищурился. — Поучите Варвару! Князь Хованский, верно, до сих пор от ужаса не оправился после ее выходки. Даже записку не прислал, осведомиться о здоровье невесты. Вдруг, померла? — грубо гоготнул он, намеренно подражая простецкому, мужицкому говору.
— Избалованное дитя, как тебя распустил батюшка, — Кира Кирилловна разочарованно покачала головой.
Серж закатил глаза, откинул салфетку и резко поднялся из-за стола.
— Ну, довольно с меня! Выслушивать ваши нотации я не обязан, доброй ночи! — разрезав воздух полами фрака, который он надел к ужину, брат круто развернулся, щелкнул каблуками и покинул столовую широким шагом.
Тетушка побарабанила пальцами по столу, пребывая, очевидно, в глубоком расстройстве.
— Твой брат правду говорит? — она повернулась ко мне. — Князь Хованский действительно не осведомился о твоем здоровье?
— Н-не знаю, — запнулась я, не будучи уверенной. — Кажется, нет.
По правде, на прикроватной тумбе в спальне лежала аккуратная стопка каких-то записок, конвертов, посланий… Но я к ней даже не притрагивалась — просто не знала, что с ней делать.
— Скверно, очень скверно, — она недовольно втянула носом воздух. — Я целый год убила, хлопоча перед Ее Императорским Величеством о твоей помолвке! А ты выкинула такой фортель, Варвара! Если князь откажется от своего слова… Бог мой, какой же будет позор! Ты до конца жизни носа из дома не высунешь. Ни одно приличное общество тебя не примет…
— Он не возьмет свое слово назад. Он благородный человек, — наугад ответила я.
Мне наконец улыбнулась удача, и представилась идеальная возможность вытянуть у тетушки больше информации, поскольку и сам князь Хованский, и обстоятельства нашей помолвки, и поступки прежней Варвары оставались для меня тайной за семью печатями.
— … и не захочет стать благородным оленем, — едко ответила тетушка, выразительно на меня посмотрев.
— Я ни в чем таком не замешана!
— Тогда зачем ты наговорила князю тех глупостей? Да еще и в салоне! И меня в это втянула. Я тоже хороша, — она закусила губу и поднесла ладонь к глазам, сверкнув бриллиантовым браслетом в свете новомодных керосиновых ламп, что освещали столовую наравне со множеством свечей. — Доверилась тебе, дрянной девчонке. Поверила, что ты и впрямь хочешь узнать жениха поближе, взяла с собой в салон… Ах, какой позор, какой позор!..
Кира Кирилловна покачала головой и поправила волосы, уложенные в высокую прическу.
— Смотри же, Варвара, больше ни единому твоему слову не поверю! — она сердито хлопнула сложенным веером о ладонь и отвернулась от меня, пригубив вина.
Ужин мы заканчивали в тягостном молчании, и я сбежала в спальню при первой же возможности. Пока Соня помогала мне переодеться в ночную сорочку и разбирала мою прическу, я все пыталась понять, как так вышло, что Варенька Разумовская, девица восемнадцати лет, выросла столь неприятной особой?
Обманула тетку, опозорила жениха, а тем самым — отца, семью и себя. Служанка ее побаивалась, а другие слуги, напротив, с довольными улыбками слушали строгую отповедь Киры Кирилловны и ничуть княжне не сочувствовали.
— Назавтра доктор приедет, барышня, — шепнула Соня, когда я уже улеглась в постель.
Я кивнула и взгляд упал на стопку карточек, что лежали на прикроватной тумбочке.
Я потянулась к ним и бегло просмотрела. Несколько надушенных открыток с легкомысленным почерком от девиц — вероятно, подружек или знакомых Варвары. Краткое письмо от отца, лишенное сердечности, которой я почему-то от него ожидала. Самой последней мне в руки попала простецкая, безликая визитка. На ней строгим, летящим почерком твердой рукой было выведено: «Надеюсь, Вы в добром здравии. Князь Х.»
А на следующее утро меня ждала встреча не только с доктором. Незадолго до обеда сообщили, что в особняк приехал князь Хованский.
Глава 5.По этому поводу Кира Кирилловна развела бурную деятельность. В помощь Соне она позвала своих служанок, и девушки собирали меня в шесть рук. Присутствие посторонних людей в комнате мешало сосредоточиться; из-за постоянной болтовни разболелась голова.
— Это славно, это очень славно, — возбужденно шептала тетушка, придирчиво осматривая разложенные на кровати наряды. — Что он приехал сам. Добрый, добрый знак.
Я не могла ей ответить: старалась не дышать, пока девушки все туже и туже затягивали на мне корсет. Ни рана на голове, ни синяки и ссадины после падения никого не волновали. О вреде корсетов, конечно же, никто не задумывался. О том, что мне нужно нормально дышать — тоже.
Вниз мы спустились вместе. Я шла за графиней, ведя ладонью по гладким поручням лестницы — не ради притворства, а потому, что голова немилосердно кружилась. Дышать я могла через раз. Тетушка в темно-сером, жемчужного оттенка платье источала радость и довольство. Когда мы вошли в малую гостиную, князь стоял к нам спиной возле дальнего окна, окруженный светом, что пробивался сквозь легкие, газовые шторы.
Он повернулся, чтобы поприветствовать нас: поцеловал воздух чуть повыше ладони, которую протянула ему Кира Кирилловна, и едва заметно склонил голову передо мной. Его темные глаза с вкраплениями светлых пятен — словно россыпь янтаря на дубовом паркете — оглядели меня цепко и придирчиво.
Князь Хованский был высок и хорошо сложен, и невольно я залюбовалась широкой линией плеч; твердым, гладко выбритым подбородком; высокими скулами и плотно сжатыми губами. Мундир темно-синего, глубокого цвета необычайно ему шел, подчеркивая высокий стан, прямую спину, сильную грудь.
Он был красив зрелой, мужской красотой. Не смазлив, не идеален, не прекрасен. Красив в своей сдержанности, в глубоком, ясном взгляде внимательных глаз, в наклоне головы, в уверенных, расслабленных жестах, и даже нос с горбинкой ничуть его не портил, а лишь придавал мужественности.
Я смотрела на него и не понимала, где подвох. О чем думала Варвара, когда решила расстроить помолвку с ним?!
— Рад вас видеть, графиня, — голос у него был низким, с хрипотцой, от которой по рукам ползли мурашки. — Княжна. Рад, что вы в добром здравии, — но стоило ему посмотреть на меня, как его тон изменился.
Мне показалось, даже в комнате стало на несколько градусов холоднее, а стены покрылись ледяной корочкой.
— Ну, я оставлю вас ненадолго. Не буду утомлять молодых компанией старой тетки, — преувеличенно бодро произнесла Кира Кирилловна и покинула гостиную прежде, чем я успела вставить хоть слово.
Конечно, она лукавила. Она ничуть не была старой.
Я тайком посмотрела на князя, опустив ресницы. Он мог быть старше меня лет на восемь.
Когда за графиней закрылись двери, и мы остались наедине, молчание, повисшее между нами, нельзя было назвать просто тягостным. Оно было мучительным. Тоскливым. Ледяным. Невыносимым.