— Здешняя, дедушка, здешняя… — ответила я в простоте.
— Спина, милочка, спина… — С такой жен интонацией произнес он и снова попытался выпрямиться. Не вышло. Тут же снова согнулся, тяжело дыша. — Да куда откуда-то здоровье в таких годах? Ломит так, что чудится, будто тысяча иголок вонзается…
Мне стало его жаль. Может быть, из-за воспоминаний о том старике у монастыря, а может, из-за общей атмосферы этого места, где даже садовник, казался забытым и ненужным, но я решила помочь.
— Подождите здесь, — сказала я и поспешила в дом.
В моей комнате ещё оставались некоторые вещи из монастыря. Среди них — баночка с мазью на основе зверобоя, корня девясила и можжевельника. Я сама ее сделала. Монахини использовали мазь, чтобы лечить боль в суставах у пожилых послушниц.
Когда я вернулась, старик всё ещё стоял, опираясь на свою палку.
— Вот, попробуйте, — предложила я, протягивая ему мазь. — Это должно помочь.
Он посмотрел на меня с подозрением, но всё же взял баночку, открыл крышку и осторожно понюхал содержимое.
— Это… для меня? — пробормотал он, словно не веря, что кто-то мог о нём позаботиться.
— Конечно. Вам нужно втереть её в поясницу. Лучше всего перед сном.
Он кивнул, и на его лице появилась слабая улыбка.
— Спасибо тебе, девонька. Не часто кто обо мне помнит… Как зовут-то тебя?
— Делия, — ответила я и тоже улыбнулась.
Отошла в сторону и вновь огляделась. Даже монастырь, строгий и полный лишений, теперь казался мне уютным местом.
Тряхнула головой. Ух, что-то я захандрила! Отставить, как любили поговаривать солдаты одном из прочитанных мной романов.
Кстати, о книгах. Надо бы все-таки раздобыть их в ближайшее время…
* * *
Дом спал, утопая в тишине, лишь иногда нарушаемой скрипом деревянных конструкций или тихим воем ветра за окнами. Темнота, ставшая привычной, обнимала поместье своими ледяными пальцами. Никто не следил за мной. Никто не интересовался, что я делаю в этот час, и это было отлично!
Я тихо вышла из комнаты, босые ноги не издавали ни звука на холодном полу. Я разулась намеренно, чтобы быть тихой как… мышь! Ха-ха!
Пока я на цыпочках передвигалась по истертым коврам и спускалась по лестнице, воспоминания нахлынули волной. Мне было всего шесть, когда я впервые поняла, что… обладаю магией.
Это случилось, естественно, в монастыре. Я играла на кухне, наблюдая за суетой взрослых монахинь. Одна из них, слишком спешившая с тазом грязной посуды, задела стол своей внушительной нижней частью тела. Тот покачнулся, и тарелка с горячим супом начала скользить по краю, готовая рухнуть на чисто вымытый пол.
Я испугалась: стояла совсем рядом и могла оказаться облитой этим парующим кипятком. Вспыхнул странный трепет в груди, появился зуд в пальцах, и вдруг… тарелка и ее содержимое замерли и повисли в воздухе. Вокруг меня раздались крики удивления.
— Вы тоже это видите? — воскликнула одна из монахинь.
Кто-то исполнился любопытства, а кто-то ужаса.
— Это происки демонов! — закричала старушка Гарция. — Чур, чур меня!!!
Я не слышала их. Моё внимание было приковано к тарелке, потому что я знала: ее держу именно я!
Очень хотелось протянуть руку и потрогать повисшие в воздухе капли супа, но… благоразумие, данное мне, наверное, еще при рождении, остановило.
Потом я мысленно приказала тарелке падать дальше, и она благополучно разбилась, окатив меня фонтаном брызг…
Этот момент стал началом.
С тех пор я тайком экспериментировала, исследуя свой дар. Сначала пыталась двигать мелкие предметы: катушки с нитками, маленькие камни, оставшиеся после ремонта крыши, посуду. Я превратила это в игру, заставляя вещи исчезать и появляться, а после и двигаться по воздуху. Потом я осмелилась на большее. Однажды подняла тяжёлую крышку от сундука, который до этого не могла сдвинуть руками.
Каждый раз, чувствуя этот волшебный трепет, я была в восторге. Дар был моим другом, моим секретом.
Правда… после использования его я могла долго болеть, особенно, если потратила слишком много сил, но оно того стоило.
Однако в монастыре магия была под строгим запретом. Я не могла никому рассказать о своих способностях. А когда меня поймали за одним из экспериментов, наказали так, что я решила больше никогда не использовать этот дар. К счастью, монахини так и не поняли, что я УЖЕ овладела даром. Они подумали, что я только пытаюсь его изучить…
Теперь же, спустя годы, я вновь ощущала ту самую дрожь предвкушения. Магия казалась забытой песней, которую я решилась напеть заново.
Я подошла к кабинету Себастьяна. Дверь была заперта, как я и ожидала. Её массивная деревянная поверхность выглядела внушительно, а замочная скважина — недосягаемо.
Я протянула руки, сосредоточившись на замирающем в воздухе ощущении. Замок был старым, и магия словно почувствовала это. Я представила, как внутренние штифты послушно начинают двигаться. Щелчок, и дверь послушно поддалась.
Кабинет встретил меня тёмнотой и тишиной. Лунный свет скользил по массивным столам, стеллажам, заставленным книгами. Вспоминались слова Себастьяна, холодные и колкие, как льдинки: «Приживалка, нахлебница, мышь…»
Я зажгла миниатюрную лампадку, которую принесла с собой, её тёплый свет осветил узкий участок комнаты. Стеллажи с книгами потянулись вверх, как старые сосны в лесу. Сердце замерло от восторга.
Эти книги могли стать моими проводниками. Этикет, домоводство, магия — всё, что угодно. Я провела пальцами по корешкам, вдыхая запах старой бумаги.
Но вдруг замерла. Звук у двери. Шёпот.
Лампа потухла мгновенно, и я прижалась к стеллажу. Дверь рывком открылась. В дверном проёме появились два силуэта.
Мужчина и женщина.
— Фида… — голос Себастьяна был мягким, почти мурлыкающим. — Ты такая сладкая…
Я застыла в ужасе и отвращении.
— О, милорд… Вы слишком добры… — хихикнула служанка, поглаживая себя по талии и этим приглашая аристократа сделать то же самое.
— Доброта здесь ни при чём, — прошептал он, прежде чем накрыть её губы поцелуем — страстным, долгим и… невыносимо отвратительным!
Глава 5
Маленькая месть
Полумрак кабинета стал ещё гуще, когда дверь за любовниками закрылась. Лунный свет, пробивающийся через узкое окно, едва освещал их фигуры, добавляя сцене призрачности и какого-то нелепого драматизма. Я старалась не шевелиться, едва касаясь спиной холодной поверхности стеллажа. Шорох одежд и приглушённый звук поцелуев разрезал тишину ночи.
Себастьян провёл ладонью по тонкой талии Фиды, как она и просила, и служанка хихикнула, выгибаясь