Оно проросло из двойной пригоршни земли, которую она держала, обрело форму и выросло в тепле ее рук. Ки увидела, как оно растет в ее сознании, затаила дыхание, когда в ее руках оно обрело полноту и совершенство. На мгновение она не поверила. Этого не могло быть. Не от нее исходило такое чудо; оно выходило за рамки способностей любого смертного. “Не сомневайся”, - упрекнули ее лимбреты. “Сомневаться - значит замораживать творчество. Выброси это из своей души и погрузись в действие”. Обрадованная, Ки повиновалась.
Цветок заискрился, его блеск врезался ей в душу. Он возродил в ней ту устрашающую красоту, которую она стремилась вспомнить. Она бережно хранила чудо в своих руках, испытывая волну за волной блаженного изумления.
- Хватит! - прошептали ей лимбреты. Ки вздохнула. Она опустилась на колени и осторожно опустила его в мягкую чашу земли, которая ждала, чтобы принять его.
- Расти, - приказала она ему. Он повиновался, сверкающий ручеек жизни, разматывающийся, чтобы заполнить указанный изгиб ложа, ни один случайный лист не выпал, ни одна блестящая грань лепестка не опустилась за пределы пространства, которое визуализировала Ки. Это было сделано.
Ки пришлось остановиться. Усталость слегка коснулась ее. На мгновение она почувствовала себя выжатой; какая-то часть ее опустела. Но когда ее озадаченный разум пошарил по ней, она нашла лишь теплые заверения Лимбретов. С ней все было в порядке, все было хорошо, и сад начался. Она не хотела прекращать существование, не завершив его, не так ли? Конечно, нет. Поэтому она должна продолжать немедленно, не отдыхая. Это началось так хорошо. Каким был ее следующий выбор?
Ки сделала несколько шагов, пока не почувствовала правильность этого места. Наклонившись, она подняла еще две горсти земли. Она снова почувствовала весь потенциал, который таился в них, и расслабилась, уже зная, какой отпечаток она на них оставит. Тепло; мягкая грудь матери прижимается к ее щеке, наполняя рот сладким молоком; выводок котят, спящих у нее под юбкой; свежие ягоды, сорванные и съеденные, пока они еще теплые от солнца.
- Ки!
Она вздрогнула, услышав этот зов, зажатая в кулаке земля ускользнула из ее пальцев, а видение пропало. Она медленно повернулась, моргая глазами, как будто ее разбудил яркий свет. Долгое время она никого не видела; затем ее глаза уловили движение и, наконец, очертания. Они были такими гротескно темными. Имена приходили ей в голову без привязки к ним чувств. Это была Холлика брурджанка верхом на лошади, а Вандиен верхом на другой, держа на поводке третьего пленника. Ки почувствовала, как при виде этого ее охватило смятение. Они приближались к ней, приближая свою тьму. Вандиен улыбался, обнажив белые, как собачий оскал, зубы, как будто ему нравился беспорядок, который он внес в ее сад. Копыта нагруженных животных оставили на ее земле глубокие борозды. Ее ноздри уловили запах пота усталых животных, и ее сердце потянулось к ним.
Жалость. Это было еще одно чувство. “Покажи нам”, - взмолились лимбреты, и Ки набрала еще земли. Она собралась с духом, сортируя свои воспоминания в поисках чистых и сильных. Там была ромнийка, которая потеряла семерых детей и своего мужчину из-за лихорадки, сама не пострадав от нее; и - это было бесполезно. Ее предательские глаза распахнулись при звуке копыт, и она метнулась к незваным гостям. “Продолжай, - взмолились лимбреты. - Не обращай на них внимания. Они не посмеют тебя побеспокоить. Через мгновение им придется уйти; мы позаботились о них. Продолжай о жалости.”
В Калноре были бойцовые псы, которых держали в крошечных клетках и дразнили, пока не выпускали драться насмерть в ямах, и этот крошечный, хрупкий младенец с…
- Ки? Ки? Поговори со мной. Боги, посмотри на нее, Холлика. Можно видеть очертания костей ее рук. Ки!
Ее глаза затрепетали, но она закрыла их. Она перефокусировала свой разум. Она чувствовала, что вторгнувшиеся в этот мир стоят рядом, смотрят, но не осмеливаются прикоснуться к ней. Все было так, как обещали Лимбреты. Она не могла видеть, как Вандиен крепко прижал руки к груди, чтобы унять их дрожь. Он оглядел сад, странно отталкивающий своей красотой. Это черезчур сильно затронуло слишком многие струны в его сердце. Он не понимал того, что видел, и не хотел понимать; в действительности он хотел, чтобы Ки осознала его присутствие. Ему нужно было крепко обнять ее и почувствовать, как ее руки быстро и крепко обнимают его. Он боялся прикоснуться к этой изможденной женщине; он боялся, что сломает ее хрупкие кости. Ее грызла какая-то ужасная болезнь, сказал он себе. С ней все будет в порядке, когда он благополучно проведет ее через Врата. Она дернулась, словно от боли, и он шагнул ближе, чтобы подхватить ее, если она упадет. Но она удержалась на ногах.
Из ее сложенных чашей рук и земли возникло чудо, которое захватило взгляд Вандиена. Благоговейный трепет болезненно сжал его сердце, когда он наблюдал за происходящим. Это напомнило ему о чем-то, пробудив давно похороненное чувство; но это задело его слишком сильно, и его сердце отвергло это. Он поднял глаза от растения к лицу Ки и издал вопль ужаса. Морщины агонии появлялись и углублялись на ее лице по мере того, как цветок рос и распускался; за считанные секунды плоть растаяла на ее костях, сделав ее лицо еще тоньше, кости запястий выступали из рук, ребра растягивали кожу, как ребра фургона под брезентом. Она наклонилась, чтобы поместить цветок в лунку. Он оцепенело наблюдал, как она ступила на новое место, ее изуродованное тело пошатывалось, и все же она аккуратно набрала еще земли.
Вандиен перевел страдальческий взгляд на Холлику, которая все еще сидела на лошади.
- В чем дело? - мрачно спросила она. - Ты забыл, чего хотел, или передумал?
- Будь ты проклята, - ровным голосом произнес он. Он быстро подошел к Ки, мягко, но твердо