- Я подозреваю, что долгое время даже Заклинательницы Ветров не были уверены, какого именно ребенка им нужно убить; и к тому времени, когда они узнали, они также увидели возможности. Они надеялись, что со временем она пригодится.
- До чего мы докатились?
- Ты можешь ответить на этот вопрос лучше, чем я. Ну же, Рибеке. Обсуди со мной, как лучше всего обратить это в нашу пользу.
Рибеке рассеянно покачала головой. Она молча сидела, уставившись в черный пол перед собой, обдумывая возможные варианты.
- Ты закончила со мной, не так ли?
Рибеке очнулась от своих грез и увидела, что его серые глаза умоляюще смотрят на нее. Он не стал дожидаться ее ответа.
- Пожалуйста, Рибеке. Только не снова пустота. Что-нибудь еще, потому что, как и ты, я не могу представить ничего хуже. Закуйте меня в цепи, отрубите мне руки и заставьте замолчать мой язык, лишите меня зрения и слуха, и все равно это было бы лучше, чем пустота, потому что я был бы настоящим!
Рибеке взяла веревку, стараясь не слышать его, ибо не смела больше ничего с ним делать. Он был вероломным, напомнила она себе, человеком, который годами копил маленькие обиды, волшебником, который никогда не забудет, что однажды она овладела им.
- Я любил тебя! - Он швырял в нее слова, как камни. - Я любил тебя, а ты отвернулась от меня к Заклинательницам Ветров без единого слова объяснения. Как ты могла ожидать, что я буду испытывать к ним что-либо, кроме ненависти? Да, я замышлял против них заговор, я причинил им весь возможный вред! Но я действовал против них, а не против тебя. Ты была тем, что они украли у меня, Рибеке, которую я любил.
Она взорвалась:
- Ты не любил меня, Дреш; ты обманываешь себя. Тебе нравилось управлять мной. Ты подчинил мою молодую силу своим рукам, и это тебя удовлетворило. Ты любил меня, как прекрасного ястреба на своем запястье; я была инструментом, таким же острым, как Ки. Но ты любил Рибеке не больше, чем дикого ястреба, летящего по ветру.
- Будь ты проклята! Это неправда! Я бы научил тебя кое-чему, сделал бы равной себе, как только ты была бы готова. Ты была нетерпелива, как ребенок, хватающийся за пламя. Я скрывал от тебя только то, что могло причинить тебе боль, и наказывал тебя только так, как родитель наказал бы ребенка, подвергшего себя опасности.
Рибеке не слушала; она запретила своим ушам слышать. Она медленно потянула веревку, синий круг уменьшался. Он поднялся на ноги, продолжая говорить, когда веревка поползла к нему. Он балансировал на краю колодца, размахивая руками, когда кричал ей:
- Ты ненавидишь меня, потому что я овладел тобой и командовал тобой! Но что ты делаешь со мной теперь? Если командовать другим - такая серьезная ошибка, как ты собираешься ее искупить?
Он не закричал, падая; пустота поглотила его слишком быстро для этого. Он уплыл прочь, как падающий осенний лист, и Рибеке смотрела ему вслед, сматывая веревку, чтобы спрятать ее обратно в рукав.
- Я Заклинательница Ветров, - напомнила она себе. - Того, что было, больше нет. - Она недовольно потерла глаза, которые болели, потому что больше не были предназначены для слез.
Глава 12
- Я не могу идти дальше. - Холлика резко опустилась на дорогу. Она села на корточки, ее массивная голова опустилась на согнутые колени. Ки остановилась в удивлении, потому что до этого брурджанка-человек не выказывала никаких признаков усталости. Их шаг был ровным, огни вели их вперед так же плавно, как леска, натянутая на блок.
- Тебе нужна вода? - спросила Ки. Она плеснула из кувшина, который несла. По молчаливому согласию они пили умеренно, так как знали, что им предстоит сухой путь. Но Холлика медленно покачала головой.
- Это помогло бы, - признала она. - Это облегчило бы мне жизнь. Но это было бы только облегчение, а не лекарство. Я слаба. Это моя собственная порочная природа обрекает меня, она делает меня неспособной идти по этому пути и ставит меня на колени. Я пыталась, Ки. С тех пор, как я испила этих вод и мой разум очистился, я не употребляла в пищу ни одного дышащего существа. Я пила только воду, никакой насыщенной теплой крови. Я ела траву, чтобы быть такой же невинной, как конь, которого я когда-то поработила, хотя она застревала у меня в зубах и душила меня, когда попадала мне в горло. Мое тело предает меня; оно никогда не было предназначено для этой жизни, только для низменной жизни по ту сторону Врат. Моя сила пришла от моих злых путей, и теперь, когда я оставила их, мое тело не понесет меня к Лимбрету. Мне отказано в лучшем пути.
Ужасное сочувствие нахлынуло на Ки. Она хотела утешить ее, но у нее не было слов, потому что нельзя было поступиться правдой. Она медленно опустилась рядом с ней.
- Тогда выпей, и тебе станет легче.
Холлика потянулась к кувшину, затем медленно опустила руки обратно на колени.
- Нет. Она понадобится тебе, чтобы добраться до Лимбрета. Если я выпью сейчас, мы обе погибнем. Я умру здесь, Ки, на этой дороге, и я никогда не увижу Драгоценностей Лимбрета. Мне отказано в совершении какого-либо великого поступка, но у меня есть шанс не совершить ничего плохого. Я не буду пить, и, не выпив, я отправлю тебя к Лимбрету. Какой бы мир ты ни обрела, когда достигнешь Лимбрета, думай обо мне.
- Я так и сделаю. - Ки не пытался повлиять на нее. Чем дольше она была на этой земле, чем чаще пила ее воду, тем яснее становился ее путь. Старые модели мышления и поведения слезали с нее, как отмершая кожа, и вместо них она обретала мудрость, которая поднималась в ней так же легко, как серебряные воды поднимались из земли. Решения больше не беспокоили ее, она не раскачивалась на перекрестках и не терзала себя сомнениями. Лучший путь, правильный путь был очевиден для нее, как сияющая серебряная нить, по которой нужно было следовать. Холлика поступала правильно, отказывая себе в этом, чтобы Ки могла продолжать. В любом другом месте и времени Ки сделала бы все возможное, чтобы отговорить ее, почувствовала бы, что дружба обязывает ее сделать это. Но ее новая мудрость научила ее