У меня было немало таких атавизмов, когда я приехал в Россию. Как жить, как преподавать, как обращаться к людям. Я до сих пор не совсем понимаю, что делать, когда дети балуются.
Даже не знаю про наказания, нужны они или нет. Дети правда иногда нарушают границы, мешают другим заниматься. Не всегда можно словами достучаться (тут Филч говорит: «Зачем словами стучаться, когда можно учебником стукнуть?»). А надо ли заставлять делать тест на землетрясение и прочие наказания? Это не только физически неприятно, это еще и публичное унижение…
Мне кажется, что как только начинаешь такие приемы использовать, то можно уже повесить табличку на стене с надписью «Наказания продолжатся, пока мораль не улучшится».
Но я реально не знаю.
Мистер Грунди однажды сказал всем на собрании в школе: «Вы должны всегда слушаться своего преподавателя. Не из-за страха. А из-за уважения». Я хорошо помню этот момент и свой когнитивный диссонанс при этом. Он требовал, чтобы мы не боялись, а уважали людей, которые угрожали нам и наказывали нас.
Все боялись его, и мы все слушались в основном из-за страха. Легко сказать «Я вас не пугаю, просто уважайте меня», когда у тебя есть оружие, а у других нет. Этот диссонанс я тогда подавил в себе потому, что я слишком боялся и не знал, как делать так, чтобы люди меня уважали тоже.
Я это только осознал, когда увидел слезы и протест Эльмиры.
В общем, я не знаю и продолжаю искать ответы. Только знаю, что я поступил неправильно с Эльмирой. Я знаю, что я не буду работать, как Мистер Грунди или Аргус Филч. Остался у меня вопрос: бывает ли у человека уважение без страха? Без возможного наказания? Безнаказанность тоже приведет к плохому.
Но наказания приведут к молчанию…
Хороший препод VS плохой препод
Mrs. Reynolds, моя преподавательница немецкого, была прислана самим Богом. Похожа на маленького, активного воробья, но с аурой тигрицы, если возникали шалости у ее выводка англиченков.
Я ее любил.
Очень старался ее радовать своими знаниями, приносил ей постоянно странные словечки в дань. На ее вопросы я поднимал руку как Гермиона под влиянием кокаина. Она была довольна мной, я был счастлив.
Miss Woodthorpe, моя преподавательница французского, была прислана самим Сатаной. Видимо потому, что она всем в аду настроение портила.
She was bloody horrible.
Если вы читали книгу или смотрели фильм «Матильда», там есть персонаж Miss Trunchbull – это старшая сестра Miss Woodthorpe. Ее класс был полон опасностей, и по всем краям любовь ныне омрачена печалью.
She was bloody l’orriblé.
Она вообще не любила детей, а мальчиков терпеть не могла. Почему-то меня особенно. Однажды, когда я не пришел на House reception, она, походкой переозлобленного бегемота примчалась ко мне, схватила меня за руку, с размаху затащила в свою комнату и начала на меня орать.
Она быстро успокоилась, когда я показал письмо от родителей о том, что был утром у зубного. Но не извинилась. Просто ушла с выражением лица Gospoôdique, bozhe moi c’est soir!
На уроках французского за один год она убила всю мою надежду выучить этот язык. До сих пор у меня стена в голове, которую я не собираюсь преодолевать.
В то же время Mrs. Reynolds научила меня любить немецкий, любить учебу, получать удовольствие от процесса. Для нее я делал все домашки на ура, получал пятерки, шел домой, напевая песню Ich habe keine Maus.
А на французском тройки-двойки.
Я решил, что у меня нет способностей к французскому. Что это не мое. Она сказала, что я плохой мальчик и у меня не получится выучить французский…
Как вы лодку назовете, так она поплывет. Self-fulfilling prophecy. С французским у меня беда.
Сейчас подумал, что если не было бы немецкого языка в школе, то я вообще мог бы решить, что у меня нет таланта к языкам. Что это просто не мое. Тогда я бы не приложил усилий, ведь на вопрос «зачем» не было бы ответа, кроме «Незачем, таланта к языкам нет».
Я бы не поступил на факультет с русским языком. Целый мир был бы для меня закрыт
Слава богу, что была Mrs. Reynolds. И Mr. Newell, Mrs. Hubert, Mr. Shaw и остальные добрые и адекватные преподаватели.
Я всегда имею это в виду, когда преподаю. Я ни единожды замечал похожие шрамы у учеников. Даже у больших, брутальных русских бизнесменов порой вижу напряжение в глазах, в плечах и в голосе, когда начинаем занятия. Ожидание недоброго слова в ответ на их старания.
К счастью, злоделия всяких Mrs. Woodthorpes можно нейтрализовать. Добротой, терпением и сочувствием.
Страшно без страха
«Я как собака». До сих пор слышу это от новых студентов. Всегда грустно видеть, как человек, который радостно болтает на своем языке, не стесняясь, внезапно замолкает на уроке.
Все страхи перед английским из детства выходят и заворачивают язык, блокируют дыхание. И если найдет сил заговорить, то явно через какую-то боль.
Боль – это боль, как ее не назови.
Это страх.
Там, где страх,
Места нет любви.
Любить страну и народ того языка, который ты хочешь выучить, очень помогает. Поэтому у меня с французским одни сложности
Одна женщина однажды чуть не заплакала на уроке. Я сказал hello, она молчала. Я продолжил How are you today? она молчала.
«Странно», – подумал я, вспомнив, что переписывались мы до этого на английском.
Are you in Moscow? How’s the weather? Попробовал я разговорить ее.
Я помню ее послушную улыбку и глаза с просьбой: «Пожалуйста, не заставляйте меня, я не могу, пожалуйста…» В итоге мы провели весь первый урок на русском.
Выяснилось, что в школе преподаватели не очень добро относились к ней. И мама строговата к оценкам была. Ее тело помнило главный урок – ошибка приведет к наказанию. Лучше молчать, чтобы ошибки не было.
У собаки на рисунке очень узнаваемое человеческое выражение рта. Хотя ни одного слова не говорит, губы выдают: «Хочу что-то сказать. Не дам себе».
Рот замкнут не потому, что человек не знает нужные слова.
Он боится реакции других людей. Наказание, высмеивание, потеря хорошего статуса и приобретение нового плохого статуса.