Было одновременно приятно общаться с ним и слегка пугающе… Всегда было высокое напряжение в комнате, электричество, драйв. Уроки ключом били. И так каждый день. Полтора года. Безупречная сила воли.
Я стал более хорошим преподавателем. Я стал профессиональнее относиться к работе. Я стал более амбициозным и трудолюбивым. Я еще не ел гречку с жареным яйцом в офисе в целиком принадлежащем мне московском доме, но захотел идти в эту сторону.
Когда вернулся в Санкт-Петербург, я понял, что я уже не тот Крэйг, который полтора года назад уехал в Москву.
Его песня lazy lazy la-a-a-azy, lazy lazy la-a-a-zy-y-y Cra-a-a-aig играла в голове каждый день.
Через месяц я написал первый пост своего блога. Через полтора года я начал писать первую книгу.
Английская школа
В нашей школе Crompton House был один преподаватель – Mr. Grundy. Высокий, строгий, с квадратной челюстью и особым чувством юмора.
Mr. Grundy придумал наказание для непослушных детей. Оно называлось The Mr. Grundy Earthquake Test. По-русски «Проверка на землетрясение имени мистера Грунди». Или как-то так.
Было наказание еще страшнее. Если ты забыл свои вещи для физкультуры, то надо было надевать что-то из коробки забытых и сырых вещей. Это придумал Мистер Хансон.
Я до сих пор помню этот запах… Никто не стирал эти вещи, они просто там лежали, покрытые грязью, потом и ароматом дернового грибка.
Еще и влажные.
Ну, и ты там сидел, надевал эту гадость, вокруг все ухмылялись, хотя мало было там мальчиков, которые ни разу не оставляли дома свой пакет из универсама с чистыми, нежными и аккуратно сложенными вещами, который мама оставила у двери со словами «Не забудь!».
Мама… Мама, я забыл. Мама, я покрыт дерновым грибком…
Mama-a-a, life had just begun-n-n!!!
Отвратительно. Помните, был такой персонаж в «Гарри Поттере» Аргус Филч? Злобный не-волшебник сквиб, который работал в школе и завидовал детям до ненависти. Он всегда искал любой мелочный повод наказать школьников.
Его дух жил и процветал в некоторых преподавателях Crompton House, как дерновой грибок жил и процветал в коробке забытой и сырой одежды для спорта. Философия Филча: «Дети поймут только через наказание. Чем неприятнее, тем лучше они поймут. Страх – хороший преподаватель, а боль – лучший. Им так надо, это ради их блага».
Когда в 2003 году я сам метаморфознул в преподавателя, этот дух Филча пробудился и во мне…
«Крэйг, а как же “Тест на землетрясение имени Мистера Грунди”?»
«Ой, простите, увлекся! Ща!»
Тест делался так: непослушный ребенок стоял лицом к стене, слегка упирая нос в стену. Так он и стоял, перед всеми, до конца урока. Кончиком носика он должен был ощущать, происходит ли землетрясение, и сразу передать Мистеру Грунди.
Никто ни разу не передал, что есть землетрясение. Все понимали, что так только хуже будет.
Дух Мистера Грунди тоже вселился в меня, вместе с Филчем. Они там в бридж играли, чай пили, детей осуждали.
Back to Russia.
В 2003 я работал преподавателем английского в школе № 241. И неплохо получалось! Я детишкам нравился, и у меня получалось заинтересовать большинство из них (11–12 летних) за урок. Остальные занимались открыванием окна. Им нравилось сидеть у открытого окна третьего этажа и смотреть вниз на верную гибель. Russian children…
Я по-всякому пытался убедить их, что окно должно быть закрыто, но в их мировоззрении окно должно быть открыто. Это было как научить котика принести журнал: у него мало интереса, еще меньше желания, слова «Я же тут главный» не понимает.
Приходилось вести уроки не у доски, а у окна. У кого нет власти, тот неправ.
Мне помогла с этим преподавательница Надежда Валентиновна. Закрыла напрочь окно, разбрасывая недовольных детишек и кусочки облезшей краски с подоконника, ругая всех, особенно меня: «Да вы просто оттолкните их от окна и закройте его, Гос-с-споди!»
Но я так и давал уроки у окна, пока Н. В. не закрыла окно на замок, ведь мне нельзя было физически заставлять их что-либо делать.
Зато мой внутренний Филч был не против наделять детей эмоциональной болью, чтобы мотивировать нужное поведение. Для их блага, конечно. Всегда для их блага.
Я очень редко сталкивался с «плохим поведением» у русских детей, кстати. Очень редко. По словам родителей, они все словно из ада выскользнули, чтобы мучить мир. А на мой взгляд, они просто душки. Бытующая дурная репутация русских детей не заслужена. На мой взгляд.
Четко да ярко я помню один случай в школе № 241, когда мой Филч мне подсказал, как справиться со сложной ситуацией.
В этом классе училась девочка по имени Эльмира. Отличница, умница, прямо Гермиона по характеру: с косичками, бантиками и блеском в глазах. Но в этот день она что-то делала, что мне не понравилось. Я не помню что. Может, слишком упорно занималась или слишком хорошо отвечала на вопросы. Только помню, что ничего особо плохого она не сделала.
Между мной и маленькой девочкой состоялся маленький спор. Ее мировоззрение не совпадало с моим, и я решил, что закончилось время обсуждения и началось время авторитаризма. У кого власть, тот и прав, в конце концов.
– Эльмира, – я сказал добрым-но-типа-я-устал-ным тоном, – либо ты сделаешь, как я сказал, либо посидишь 5 минут в уголке для непослушных (the naughty corner).
Следующие мгновения напрочь запечатаны в моей зрительной коре. Она сначала смотрела в мои глаза, словно «Реально, вы серьезно???». Приоткрыла рот, чтобы протестовать, но сразу закрыла, дабы не быть выгнанной в незаслуженное ею изгнание в naughty corner. Это правда было несправедливо. Она это знала, а я это осознал слишком поздно.
Она наклонила голову, косички упали на стол и лежали там в поражении. Одна большая слеза нарисовалась в углу ее глаза, сгустилась и упала на стекло ее очков.
Splash!
Я наблюдал все это в ужасе. Филч, трусливый ублюдок, сбежал обратно в глубинку моей души, и я в классе остался один, лицом к лицу с последствиями своего неумения.
Она тут же сказала что-то лаконичное и мощное. К огромному сожалению, я не помню что! Я записал где-то, но забыл где. И очень жаль. Это были героические слова. Она не жаловалась, она не приняла мою правоту, только признала, что власть у меня, но одновременно тонко передала, что я ею злоупотребляю.
Это было круто с ее стороны: не прямо «прислуживаться тошно», но это было что-то впечатляющее.