Карета резко остановилась у ворот храма. Барабанивший по крыше ливень вызывал головную боль. Открыв дверцу, я вывел Катифию и дал кучеру мешочек
с золотом. Её локоны, тотчас промокшие, прилипли к щекам. Молча мы подошли к массивным вратам. В очередной раз пришлось приложить усилия, чтобы открыть их.
При первых шагах внутрь нас обволокла тьма. Сквозь голубые витражи, изображающие сцены страдания и искупления, пробивался свет. Он едва освещал стены, вдоль которых стояли фигуры святых. В их глазах затаилась глубокая скорбь. Они не столько молились за тебя, сколько разделяли боль. Я всегда обращался к ним за помощью. Но сегодня от этого не будет толку. Если я позволю себе расслабиться, то больше не смогу сосредоточиться на безопасности дочери и поддерживать образ непоколебимого судии.
– Папа, тут темно и страшно! – воскликнула Катифиа и спряталась за мной. – Здесь может жить призрак!
– Тебе нечего бояться. Так только кажется, – пообещал я и взял на её руки, – Хочешь знать почему?
– М-м? – уткнулась она носом в мою шею.
– Всё, что ты видишь – орден, основанный мученицей Лимни Акедией, – рассказывал я, гладя её голову. Меня это успокаивало и отвлекало.
– А кто это?
– Воплощение утешения и печали. Здесь её приют для слабых и сломленных. Место для тех, кто потерял надежду и ищет покоя. Тут преданные делу люди, что приняли на себя бремя приносить облегчение в час горя. Орден Лимни Акедии – луч доброты, способный утешить и рассеять глубокую грусть. Мы служим людям напоминанием о том, что даже во мраке можно найти свет и силы идти дальше.
– А чем ты здесь занимаешься? – зевая от моей ласки, спросила она. Веки её тяжелели.
– Порядком. Запираю в здешней темнице плохих людей, а иногда и казню их. Так я помогаю продолжать дело мученицы. В качестве платы я собираю в склянку людские слёзы для создания драгоценного эликсира. Он дарует ощущения покоя, правда, на меня давно не действует.
Когда я закончил рассказывать, Катифиа уже пребывала в мире грёз. Неудивительно. Она была напугана, и я был рад, что она смогла уснуть после случившегося.
Пройдя в недра собора, я остановился рядом с алтарём, перед которым молились монахи в чёрных рясах. Запрокинув голову, полной грудью я вдыхал холодный затхлый воздух, насыщенный ароматом благовоний. Он помогал мне не сойти с ума. Мозг всё вопил о том, что Тэридона убили.
Монах в чёрном одеянии, с молитвенником в руке, вынырнул из тени и медленно приблизился ко мне. Вместо приветствия, он поклонился мне. Он не говорил, ибо дал обет молчания.
Скрепя сердце, я протянул ему дочь и добавил:
– Пожалуйста, присмотрите за ней. Я должен совершить суд над убийцей её матери.
По взгляду монаха я понял, что он понимает и принимает моё намерение. Он прижал девочку к себе и скрылся в черноте. Я знал, что в этих стенах Катифиа будет в безопасности. Но цена – моё одиночество в предстоящем походе.
– Эй, шляпник пыжащийся! Чего встал? – прохрипело за моей спиной. От внезапного звука я развернулся и потянулся было к мушкету.
– А, это ты, – выдохнул я, узнав друга. – Пойдём. Есть разговор.
Мы сели за стол, который находился ближе к выходу.
Это был Лапси Птома. Он совсем не выглядел как человек, который служит Лимни Акедии, скорее как бандит, за чью голову назначена большая награда. Вечно бледная кожа, редкая щетина и мешки под глазами говорили о том, что Лапси либо умрёт через минуту, или его не так давно воскресил некромант. По характеру он то ещё дерьмо, но я взял его на службу за навыки поиска преступников.
– Вижу, что у тебя было довольно доброе утро, приятель. Что, Тэридона тебя наказала за позднее возвращение? – ткнув в свою щеку, прохихихал Лапси. Правда смех его больше походил на хрип в горле.
– Хотел бы ответить тебе. Только образ убитой жены стоит перед глазами, – прямо намекал я, не желая в дальнейшем слушать его шутки.
– Печально быть тобой, сказочник, – язвил он, играясь с висящим на шее кадилом размером с амулет. – Мне вот кошмары не снились сегодня, в отличие от тебя. Хотя и без них делать ничего не хочу для этого города. Срать я на него хотел, как и все. Устаю. Лучше бы спал без конца, но ты даёшь золото, которое…
Я не стал дальше слушать. Бесчувственные слова идиота, которому в лицо сказали о трагедии, стали последней каплей в чаше терпения. Моя рука схватила его за седые волосы и без колебаний ударила голову об стол. Я вложил в это столько сил, что в дереве образовалась глубокая вмятина. К счастью для Лапси, его твёрдый лоб не пострадал.
– Ты вшивая чернь, которая родилась из дерьма! Следи за чем бормочешь!
– Да что я сделал? – удивился тот, хватаясь за горящий лоб.
– Когда я тебе говорю, что кто-то умер, так и есть. Всегда. Я что, похож на скомороха?
– Мои извинения. То есть, соболезнования!
– Хватит, – отрезал я. – Мне нужна помощь от тебя.
– Ух, – терпя боль, выдал Лапси. – Что тебе надо от меня?
– Я видел того, кто убил Тэридону. Мне нужны сведения
из наших архивов. Ты откроешь их для меня? Я слышал, что там есть особая информация – как раз под мой случай.
– Архивы? Сдурел? Забудь! – нахмурился Лапси и перекрестился.
Я кратко изложил ему о том, что случилось с моей семьёй и о призраке.
– Дело дрянь, – прорычал Лапси, отведя взгляд. – Ударь меня ещё раз, да так, чтобы я помер за этим столом. Я не хочу иметь ничего общего с тем, кого ты описал.
– Лучше я тебе раскалённый металл затолкну в желудок, пока ты будешь лежать на дыбе. Говори, сволочь, что знаешь.
– Ух… Видел я сто раз как ты это делаешь. Ладно, подожди, – против воли согласился Лапси, и, потирая лицо, встал из-за стола. Он ненадолго отошёл и вернулся с зажжённым факелом. – Пока молчи, мы не должны об этом говорить на людях.
Лапси увёл меня в один из узких коридоров. В конце находилась ветхая дубовая дверь, запертая на засов. Не без усилий, он сбросил его на пол и открыл её. За порогом царил кромешный мрак. Когда мы закрыли за собой дверь, я поморщился от запаха сырости и плесени. Лапси шёл впереди меня – вниз по спиральной лестнице. Трепещущий огонь факела разгонял темноту вокруг нас. Каждый шаг по каменной лестнице отзывался