Зубов, которому Александр Васильевич написал о своем решении выдать замуж дочь за Эльмпта с просьбой испросить разрешение Екатерины II, ответил от своего имени, но, конечно, с ведома императрицы, что дочери знаменитого русского полководца, слывущего столь привязанным к вере и отечеству, и фрейлине государыни, отмеченной ее вензелем и покровительством, неприлично выходить за иностранного иноверца; графиня молода и найдет партию более выгодную и приличную.
На этом сватовство Эльмпта закончилось. Суворов был в отчаянии: «И засыхает Роза!..» Он не подозревал, какой сюрприз готовит ему судьба.
Екатерина II расстроила этот брак не из-за вероисповедания Эльмпта. Хотя с годами она и менялась в худшую сторону, все же столь узко не мыслила никогда. Причиной отказа могла быть ее неприязнь к отцу жениха, к которому она весьма часто попадала на язычок, все еще весьма острый, несмотря на возраст графа. Но скорее всего у нее уже имелись более веские доводы отвадить Эльмпта от Наташи. Суворов получил письмо Зубова в начале сентября 1794 года, во время наступления на Варшаву. Зубов имел все основания полагать, что Суворов находится на пути к фельдмаршальству и, возможно, поставил Екатерину II в известность, что его брат Николай совсем не прочь породниться с фельдмаршалом.
Такое сватовство было обречено на успех. Разумеется, у Александра Васильевича не было и не могло быть мысли добиваться через дочь чинов. С Николаем Александровичем Зубовым он был знаком заочно по деловой переписке под Кинбурном, когда фамилия Зубовых еще не гремела по России, и мог вынести впечатление о нем, как о добросовестном и дельном офицере. Позже родство со всемогущим фаворитом не сделало Николая Александровича заносчивым выскочкой, он знал меру своих способностей и не изображал на своем лице, подобно брату, печать высшего призвания. О Суворове Н. Зубов отзывался всегда почтительно, так что никаких личных причин для неприязни между ними быть не могло. А после того, как Александру Васильевичу стали известны слова Екатерины II о том, что лучшей пары, как Н. Зубов и Суворова-Рымникская не найти, выбирать и вовсе не приходилось. Неясно, кто сделал первый шаг. В апреле 1795 года Екатерина II писала Гримму: «Суворов пригласил к себе Николая Зубова и сказал ему: "Вы человек порядочный и честный; сделайте мне удовольствие, женитесь на моей дочери"». Зубов согласился». Однако дело могло происходить и как-нибудь иначе. Екатерина II любила привирать в письмах своим заграничным корреспондентам, превращая действительный случай в анекдот.
Как бы то ни было, содержание писем Суворова к Хвостову поменялось на обсуждение приданого. Хвостов сетовал, что денег у Суворова мало и советовал прибегнуть через П. Зубова к милости императрицы, «по общему правилу» в подобных случаях. Суворов ответил резко: «общего правила» никогда не держался, довольно с Наташи и 1500 душ. Да и П. Зубов не имел обыкновения утруждать Екатерину II просьбами за других, даже за родственников.
В пятницу, на масляной неделе 1795 года, не дожидаясь приезда Суворова из Варшавы, молодые обручились в Таврическом дворце, в присутствии императрицы. Александр Васильевич поздравил новобрачных короткой запиской: «Благословение Божие Наташе и здравие с графом Николаем Александровичем; ай-да, куда как мне утешно».
Вместе с утешением Александр Васильевич чувствовал и странную пустоту, вдруг образовавшуюся на месте прежних волнений и забот, точно Наташа стала немного чужая для него. С этого времени его письма к ней становятся лаконичны и просты: «Если Наташе недостает светского, то научит муж по своему вкусу».
Образовавшуюся в душе пустоту Суворов вскоре заполнил сыном.
В Петербурге и Тульчине (1796)
Было бы сердце, а печали найдутся.
В. О. Ключевский
При отъезде из Варшавы сильно морозило и дул резкий ветер. Суворов оберегал больные глаза и сидел в дормезе, подняв все стекла. Он смотрел на места былых боев и с удовлетворением видел, что в Праге исчезали следы погрома: «Слава Богу, кажется забыто прошедшее». Проехав Прагу, все оглядывался на то место, где стояла его калмыцкая кибитка, в которой он принял варшавских депутатов, вспоминал их слезы и свою радость оттого, что не придется штурмовать город. На передовой линии укреплений отметил, что «волчьи ямы еще не заросли и колья в них живут до времени» и перекрестился: «Милостив Бог к России, разрушатся крамолы и плевелы исчезнут».
Наконец Варшава и Прага исчезли в мглистой дали, по обе стороны дороги потянулась бескрайняя снежная равнина. Зимний путь еще не установился, дормез трясло на кочках и выбоинах. Суворов, не привыкший к езде в крытом экипаже, поминутно вскрикивал, но ехал безостановочно, отдыхая только ночью.
По пути произошел забавный случай. Тищенко, посланный вперед заготовить помещение для ночлега, нашел теплую избу, переселил ее обитателей, но не заметил на запечье спящую глухую старуху. Суворов, войдя в избу, по обыкновению разделся донага, окатился холодной водой и, чтобы согреться, стал прыгать, напевая по-арабски изречения из Корана. Проснувшаяся старуха приняла его за черта и закричала: «Ратуйте, с нами небесная сила!» Суворов от неожиданности тоже заорал. На крик сбежались люди и вывели полумертвую от ужаса старуху.
Суворов по пути запретил торжественные встречи. Кое-где все же его желание не принимали во внимание, и тогда он скрывался: пересаживался в другую кибитку и накрывался рогожей. Местами выходило неловко: в Гродно он таким образом обошелся с Репниным, который ожидал его с почетным рапортом.
Александра Васильевича волновало, как его встретят в Петербурге. Он послал курьера к зятю с тремя вопросами: «что, как, где» и под Нарвой получил ответ: «Ох, уж вы мне… все хорошо».
3 или 4 января 1796 года Суворов подъехал к Стрельне. Здесь его ожидал Н. Зубов с императорской каретой. Александр Васильевич переоделся в фельдмаршальский мундир со всеми орденами и продолжил путь. Он впервые видел своего зятя и сразу начал с причуд. Был 20-градусный мороз, но Суворов отказался от шубы и даже шляпу всю дорогу держал в руках. Зубов, генералы Исленьев и Арсеньев, проклиная старика, поневоле вынуждены были поступить так же. Вылезая из кареты возле Зимнего дворца, Зубов с досадой бросил кому-то из свиты фельдмаршала: «Твой молодец нас всех заморозил». Перед тем, как пойти к императрице, все некоторое время отогревались в покоях П. Зубова.
Екатерина II была обворожительна. В знак внимания и милости к Суворову во дворце были занавешены все зеркала. В качестве «нового употребления» она предложила фельдмаршалу начальствовать в предполагавшемся персидском походе. Опять предполагавшемся! Суворов осторожно отвечал, что следует вначале рассмотреть дело.
Для жительства ему был отведен Таврический дворец, заранее оборудованный под его привычки. Суворов