Суворов искренне любил дочь («смерть моя для Отечества, жизнь моя для Наташи»), но его тяжелый характер, проявлявшийся и в этой мелочной опеке, совершенно подавил ее развитие. Она вечно боялась ослушаться отца; возможно, она так же боялась любить его. Ее письма к Александру Васильевичу составляют разительный контраст с его письмами к ней, всегда живыми, страстными, искренними. Наташа отвечала на них лаконическими строками без следов какого-нибудь чувства — обычно это были приписки в письмах Хвостова, вроде: «Милостивый Государь Батюшка! Я, слава Богу, здорова. Целую ваши ручки и остаюсь навсегда ваша послушная дочь графиня Наталья Суворова-Рымникская». Суворов же в приливе отеческих чувств даже на полях этих писем делал пометки: «Боже тебя благослови», «Здравствуй Наташа» или «Божье благословение с тобою». Его любовь не сделала Наташу счастливой: страх за ее целомудрие оторвал ее от круга сверстников и лишил радостей общения и «опыта сердца», а предубеждение против «просвещения» и «Жан-Жака» ограничило ее ум рамками домашних забот и интересов. «Очень доброго сердца и очень глупа», — таково было единодушное мнение света о ней.
Понятно, что Наташе вряд ли грозило чье-нибудь покушение на ее честь, но тревога не покидала Александра Васильевича и, в конце концов, натолкнула его на мысль о женихе. Первым в 1791 году свою кандидатуру выставил сын графа Н.И. Салтыкова. Сватовство сына одного из главных своих соперников сулило тогда некоторые выгоды для Суворова, но, к чести Александра Васильевича, это совершенно не трогало его; он даже обронил, что был бы «связан» этим браком. Да и жених, по Суворову, был не то «подслепой», не то «кривой», и он заявил, что не желает «вязать себе на шею мальчика для воспитания». Однако после отказа Александр Васильевич еще три раза был «бомбардирован» «жалуемым Наташе подслепым женихом».
В конце 1791 года Суворов кратко сообщил еще об одном сватовстве: «Дивитесь мечте: царевич Мариамн Грузинский жених Наташи (очень тайно)!», однако с сожалением добавил, что царевич «благонравен, но недостаток один — они дики».
В 1792 году молодой князь Сергей Николаевич Долгоруков был у Суворова в Финляндии и говорил комплименты Наташе. Суворов сначала воспринял его холодно, но затем вроде бы смягчился и отписал Хвостову: «Наташу пора с рук — выдать замуж, не глотать звезды, довольно ей князя Сергея Николаевича Долгорукова: не богат — не мот, молод — чиновен, ряб — благонравен; что ж еще, скажите». Он даже отослал с этим письмом записку без числа и подписи для вручения жениху в случае, если во время сватовства самого Суворова не будет рядом: «Князь Сергей Николаевич, моя Наташа, ваша невеста, коли вы хотите, [и если] матушка ж ваша… вас благословят». Хвостов выразил сомнение в желательности для Наташи мужа, который не верит в Бога. Суворов сделал пометку напротив этих слов: «Что ж за черт он или чертенок», на чем и покончил со сватовством. Через год, трактуя с Хвостовым о других женихах, Александр Васильевич написал, что причиной отказа Долгорукому было его «свойство» с нежелательными людьми, то есть с Салтыковыми.
В Херсоне замужество Наташи становится преобладающей темой в его переписке: «Наташа правит моею судьбою, скорее замуж». На этот раз руки Наташи добивался граф Эльмпт, молодой полковник, с которым Суворов познакомился в марте 1793 года. Эльмпт совершенно очаровал Александра Васильевича, и он не переставал нахваливать его Хвостову: «Дмитрий Иванович, не сей ли наш судебный (т. е. назначенный судьбой. — Авт.)?.. Юноша тихого портрета, больше со скрытыми достоинствами и воспитанием; лица и обращения не противного, в службе беспорочен и по полку без порицания; в немецкой земле лучше нашего князя, в России полковник, деревни под Ригой и деньги. Вера — он христианин, не мешает иной вере, и дети христиане». Правда, у Эльмпта была повреждена рука, и он плохо владел ею, но это не смущало Суворова. Он пригласил молодого человека к себе погостить, чтобы лучше узнать его. Здесь выяснилось, что раненая рука — следствие дуэли, из-за которой Эльмпт и покинул Петербург, однако это признание не повредило ему в глазах Александра Васильевича.
Летом 1793 года Эльмпта на время отодвигает князь А. Трубецкой, сын отставного генерал-поручика, владельца 7 тысяч душ. Впрочем, вскоре следует разоблачение: «Князь Трубецкой пьет, его отец пьет и в долгах, родня строптивая, но паче мать его родная — тетка Наташе двоюродная». Суворов доволен, что с Трубецким и «малой пропозиции не было, лишь на воздухе» и вновь возвращается к кандидатуре Эльмпта: «Граф Эльмпт мне лучше… судебный он».
За Эльмпта говорило и то, что его отец был старым знакомым Суворова по службе в Лифляндии. Он одобрил выбор сына и писал Александру Васильевичу, что ему лестно породниться с «русским Тюреннем»[61]. Но против Эльмпта неожиданно восстал Хвостов. Заботясь о более выгодной партии, а попросту говоря, интригуя, он прислал Суворову свои возражения. Эту первую атаку Суворов легко отбил. Хвостова почему-то смущает, что у Эльмпта большая семья — Суворов отмахивается: ничему не мешает; Хвостов указывает на больную руку — Суворов парирует: «слаборукий не кривой»; Хвостов намекает, что есть женихи повиднее, например, князь Щербатов — Суворов бьет наповал: «Непостоянен и ветрен, чего последнего отнюдь в Эльмпте не примечается».
В Петербурге заговорили о свадьбе, как о решенном деле, но Александр Васильевич все не мог выбраться в столицу, чтобы лично устроить помолвку. Тем временем Хвостов выдвигал все новые и новые доводы против Эльмпта, а его жена пугала Наташу неправославием жениха. Эти интриги в апреле 1794 года вконец вывели Суворова из терпения: «С осени выдавайте Наташу за Эльмпта; где ж лучший жених?..» «Груша, не дури, — увещевает он жену Хвостова, — вера его христианская… года его зрело-молодые, не ветрогонные». В середине лета он вновь сердится: «Затеи Груши уничтожьте, вообще всем семейством приуготовляйте Наташу к браку…», а через два дня становится еще категоричнее: «В настоящую осень отправится граф Ф.И. Эльмпт в Петербург; моя дочь его невеста, я ей отец, он ей жених; предуготовляйте брак».
Что касается Наташи, то она, как и полагалось послушной дочери, покорно ожидала, чем закончится устройство ее «счастья». Александру Васильевичу она сообщила, что «без отрицания исполнит волю отца купно с волею императрицы (фрейлинам требовалось высочайшее разрешение на брак. — Авт.)». Однако эти-то