— Помощи ждать неоткуда, надежда только на Бога да на величайшее самоотвержение войск, вами предводимых, — только в этом и спасение, — сказал он. Затем, повысив голос, добавил: — Спасите честь России и ее государя, спасите его сына! — и в слезах бросился к ногам Константина Павловича.
Потрясенные генералы инстинктивно подались к нему, чтобы поднять, но великий князь опередил их. Обливаясь слезами, он обнимал и целовал отчаявшегося полководца.
Взоры всех обратились к Дерфельдену — как старшему после Суворова командиру, уважаемому в войсках за военные заслуги и личные качества. Дерфельден лаконично сказал, что все видят случившееся несчастье и знают, какие трудности ожидают их впереди; но и Суворов знает преданность армии и ее любовь к нему. Фельдмаршал может быть уверен, что армия вынесет все или ляжет со славою.
Александр Васильевич слушал Дерфельдена с опущенной головой и закрытыми глазами. Когда же в подтверждение сказанного Дерфельденом заговорили другие, Суворов поднял голову и окинул всех светлым, ласковым взглядом. Он поблагодарил всех и изъявил твердую надежду, что вскоре будет одержана двойная победа — над неприятелем и коварством.
Успокоившись, перешли к обсуждению дел. Константин Павлович выразил мнение, что поскольку на Швиц идти нельзя, следует идти на Гларус и дальше на Зарганс, чтобы приблизиться к остаткам войск Корсакова и Готце. Генералы согласились с великим князем. Подсчитали, что если выдавать половинную часть дневного запаса продовольствия, заменяя остальное сыром, то такого рациона хватит на десять дней (впрочем, эти расчеты были писаны вилами на воде, так как никто не знал, сколько тюков с продовольствием уцелеет во время перехода). Константин Павлович на свои деньги скупил все съестные припасы, имеющиеся в Муотене, и роздал войскам. Диспозиция предусматривала выступить в этот же день, 18 сентября. Авангардом командовал Ауфенберг, арьергардом — Розенберг.
При выходе с военного совета лица у всех повторяли выражение лица Суворова; особенно гневно и грозно смотрели Багратион и Дерфельден. Глядя на них, преображались и солдаты. Армия была готова на все.
Ауфенберг сбил с горы Брагель французские посты и спустился в долину Кленталь. Здесь он был атакован Молитором, освободившимся после разгрома Готце, и, не надеясь на скорый подход остальных сил, вступил с ним в переговоры. Но с боку у французов показались солдаты Багратиона, которые ударили в штыки и погнали неприятеля. Молитор отступил по узкой дороге, где могли идти в ряд два человека. Усиленный подкреплением, он занял позицию за церковной оградой. Австрийцы Ауфенберга отступили под огнем, Багратион бросился в штыки, но тоже был отбит. Ввиду наступающей темноты атаки прекратились, противники расположились на ночлег. Шел дождь со снегом, клубился сырой туман. Полубосые, голодные люди почти не спали. О смерти и опасности молчали, говорили только о победе. Ночью подошла дивизия Швейковского.
Суворов с великим князем заночевали в овечьем хлеву. Александр Васильевич повидался с Багратионом и сказал, что завтра надо непременно пробиться к Гларусу. Багратион заверил его, что сделает это.
Пользуясь туманом, несколько батальонов пробрались на утесы справа и слева от французов. В полночь противник обнаружил шум на своем правом фланге; пикет, посланный туда проверить обстановку, сообщил: русские! Обеспокоенный Молитор послал осмотреть горы на левом фланге. Оттуда тоже доложили: русские! Французы открыли в темноту беспорядочный огонь. Это послужило сигналом — русские с криком «ура!» кинулись на выстрелы. Многие сорвались со скал, погибли под пулями, но французы не устояли против этой неистовой, страшной атаки наугад. Отступая, Молитор еще дважды пытался остановить Багратиона у деревень Нетшталь и Нефельс, однако был выбит и оттуда.
В это время арьергард Розенберга (около 7 тысяч человек) сдерживал наступление Массены у Муотена. Массена прибыл сюда 19 сентября, не зная направления отступления Суворова. Днем Розенберг отбил рекогносцировку французов и подумал, что отразил настоящее нападение. Как ни странно, это заблуждение сыграло положительную роль, прибавив русским решимости; Массена же выяснил приблизительные силы Розенберга и узнал, куда отступает Суворов. К ночи отряд Массены превысил 10 тысяч человек. Утром 20 сентября французы бойко атаковали всеми силами, протягивая по флангам цепи стрелков для охвата. Они сбили с гор егерей, но при спуске в долину нарвались на русских, построенных в две линии для атаки. Удар был так стремителен, что бойцы второй линии чуть ли не опережали первую, только бы быстрее добраться до врага. Очевидец сообщает, что французы бежали «в смертельном ужасе». Трудность преследования для русских состояла лишь в том, чтобы догнать бегущих.
Это дело при Муотене стало одним из самых выдающихся в эту кампанию и примирило Розенберга с Суворовым, дувшимся на него за проявленное «нихтбештимтзагерство» в эпизоде с «двумя полчками». Французы предпочитали не говорить о нем — слишком оно портило картину «изгнания Суворова из Швейцарии». Они потеряли 3–4 тысячи человек убитыми и ранеными и 1 тысячу пленными, в том числе 1 генерала и 15 офицеров, но главное — в руки Розенберга попал продовольственный обоз. Потери русских остались неизвестными; судя по всему, они должны были быть значительно меньше.
Ночью Розенберг получил приказ Суворова отступить вслед за главными силами. Он вторично опроверг подозрения в «немогузнайстве», пойдя на хитрость: в Швиц был послан приказ заготовить хлеба и мяса на 12 тысяч человек. Французы, конечно, узнали об этом. Массена целый день ждал нападения и засомневался только под вечер, когда Розенберг уже часов десять шел вслед за Суворовым. Массена повел армию окружным путем на соединение с Молитором, отставая от Суворова на сутки (в 1807 году Массена в беседе с одним русским генералом хвалил Суворова и сказал, что никогда не простит ему одного выигранного им в Швейцарии перехода).
В Муотене Розенберг оставил раненых: 600 русских и 1000 французов. С ними находился штабс-капитан Сенявин, имевший на руках сопроводительное письмо Розенберга к первому начальнику французских войск, которые вступят в деревню. Сенявин возвратился в Россию в 1800 году с засвидетельствованным французским правительством документом о прекрасном выполнении поручения.
По прибытии в Гларусу растаяли последние надежды на помощь австрийцев — они давно отступили без всякой на то необходимости. Все жертвы вновь оказались напрасными. Раздражение в армии против австрийцев достигло высших пределов. У Суворова в бешенстве сжимались кулаки при одной мысли о том, что его военная карьера может окончиться крахом. Однако теперь уже надо было думать не об улучшении дел коалиции в Швейцарии, а о том, как избежать окончательного истребления и сохранить остаток армии.
Слова «отступление» никто не произносил, однако это не меняло сути дела. До сих пор армия шла на север, после Муотена