Суворов — от победы к победе - Сергей Эдуардович Цветков. Страница 114


О книге
воинов победоносных, сделавших и меня победителем». Обняв Меласа, Александр Васильевич прослезился. Его чувства были искренни. Уже после швейцарского похода он писал к графу Воронцову в Лондон: «На австрийские войска я не имею причины жаловаться, потому что… способствовали они многим успехам… и все они имели ко мне привязанность». Однако добавил: «Наши — нельзя лучше».

Военные результаты итальянской кампании Суворов с горечью признавал неудовлетворительными, хотя, может быть, преувеличивал неуспех. Будущее сулило еще большие неприятности. Александр Васильевич тайно делился своими сомнениями с Хвостовым: «Не ручаюсь, как пройду чрез горло сильного неприятеля» — и предвидел, что «Массена не будет нас ожидать и устремится на Корсакова, потом на Конде».

Ветераны суворовской армии находили, что Суворов изменился в лице и постоянно погружен в думы. А. Горчаков сообщал Хвостову: фельдмаршал слаб и едва ходит. Мало кто понимал, что поход, грозивший любому другому военачальнику просто большей степенью риска, для Суворова мог стать концом его репутации непобедимого полководца. Он еще не знал, что впереди его ждет единственное в жизни отступление, которое обессмертит его имя, но был готов ко всему и внутренне сосредоточивался: «Геройство побеждает храбрость, терпение — скорость, рассудок — ум, труд — лень, история — газеты». Суворов намеревался и на этот раз «повелевать» счастьем.

Внимание всей Европы было приковано к небольшому русскому корпусу, направляющемуся к подошвам Альп. Очень многие задавали себе тот же вопрос, что и Гримм (русский резидент в Брауншвейге): «Я не знаю, чем все это кончится, что с нами будет; но я спрашиваю: сколько французская Директория платит за все это и кому именно?»

Силы сторон теперь распределились следующим образом. На Рейне 44-тысячной армии эрцгерцога Карла противостояли 50 тысяч солдат Моро, большинство из которых было разбросано по крепостям. В Северной Италии находился Мелас с 85 тысячами австрийцев и 50-тысячная французская армия Шампионне. Под Цюрихом стояли 24-тысячный русский корпус Римского-Корсакова и 5 тысяч эмигрантов Конде. С другой стороны Цюрихского озера расположился 22-тысячный австрийский корпус Готца, оставленный эрцгерцогом для поддержки русских. Швейцарская армия Массены насчитывала больше 84 тысяч человек, которые, однако, были сильно растянуты. И наконец, под началом у Суворова состояла 21 тысяча солдат. Таким образом, после соединения с Корсаковым он мог рассчитывать на 50 тысяч человек. С этими силами его посылали на Париж!

Суворов решил идти к Цюриху через Сен-Готард, предпочитая, как всегда, кратчайший путь, а Римскому-Корсакову приказал атаковать французов на реке Лиммате, вдоль которой они протянулись. В письме к Готце Александр Васильевич обосновывал свое решение тем, что «истинное правило военного искусства — прямо напасть на противника с самой чувствительной стороны, а не сходиться, робко пробираясь окольными дорогами, чрез это самое атака делается многосложною, тогда как дело может быть решено прямым, смелым наступлением». В связи с этим его войска взяли с собой только 7-дневный запас провианта, рассчитывая в дальнейшем получать его через Римского-Корсакова. Однако на этот раз Суворов ошибся, приняв длинное за короткое, сложное за простое. В его расчете сказывались полное незнание топографии будущего театра военных действий, а также недооценка противника, которому отводилась пассивная, оборонительная роль. Одни историки обвиняют в этом самого Суворова, другие (и их большинство) — австрийцев, поскольку они, прекрасно зная местность, тем не менее предложили русским идти через Сен-Готард. Римский-Корсаков позже уверял, что диспозиция была составлена каким-то австрийским офицером суворовского штаба, и что Суворов признавал ошибочность этого плана.

Александр Васильевич также говорил, что принял предложенный ему план «больше по доверию, чем по убеждению». В данном случае у австрийцев не было никакого коварного умысла, просто план составлялся «проектными унтеркунфтерами». Многие ошибки определялись одним заблуждением или незнанием. Так, в сообщениях о силах Массены Суворову докладывали о 60 тысячах человек, а о многих местных дорогах (вернее, об их отсутствии) составители диспозиции не имели представления. Но, так или иначе, Суворов согласился с австрийской диспозицией, внеся в нее характерные коррективы: из плана были убраны меры на случай отступления и признаны ненужными коммуникационные линии с тылом в виде цепи отрядов. Когда один австрийский генерал заметил Суворову, что его тыл не обеспечен, Александр Васильевич ответил ему:

— У нас, у русских, нет тыла.

4 сентября Суворов прибыл в Таверну. 6-го он рассчитывал подойти к Сен-Готарду и 8-го — атаковать. Но в Таверне он узнал, что из 1430 обещанных Меласом мулов нет ни одного. По совету Константина Павловича мулов заменили лошадьми, спешив для этого 1500 казаков. Суворов в раздражении доносил Павлу, что австрийцы обманывают «двусмысленными постыдными обнадеживаниями», между тем как «нет лошадей, а есть Тугут, и горы, и пропасти» и что «Тугут везде, а Готце нигде». Мулы все-таки прибыли, но только 9 сентября. Эта потеря времени, как выяснилось позже, оказалась невосполнимой.

Утром 10-го суворовская армия, к которой присоединился австрийский отряд Ауфенберга, двинулась к Сен-Готарду. Дождь хлестал почти беспрерывно, дул резкий пронизывающий ветер, ночи стояли сырые и холодные. Войска то и дело преодолевали вброд речушки, где по колено, а где и по пояс, пробирались по скользким от дождя тропинкам и уступам, дрогли на бивуаках, не имея возможности просушить мокрую одежду, так как не всегда могли найти хворост для костров. В трое суток армия одолела 75 верст, горячо выражая любовь к Суворову, обиженному каким-то «тугутом». Австрийский министр сделался в солдатском сознании чем-то вроде чумы, и войска вслед за обожаемым командиром беспрестанно проклинали его. По выражению одного из участников похода, армия была готова в бой не только с французами, но и с австрийцами.

Суворов, как всегда, был бодр и доступен, он вел жизнь простого солдата тем охотнее, чем сильнее давало себя знать нездоровье. Он ехал на казачьей лошади, одетый в мундир и легкий плащ, почему-то прослывший в войсках за «родительский», хотя был сшит семь лет назад в Херсоне. Каске на сей раз была предпочтена широкополая круглая шляпа, видимо, наперекор сезону. Рядом с ним, также на казачьей лошади, ехал его новый поклонник, Антонио Гамма, хозяин дома в Таверне, где квартировался Суворов. За те несколько дней, которые Александр Васильевич провел в его доме, Гамма так привязался к странному русскому фельдмаршалу, что дал обет сопровождать его через Альпы. Несмотря на свои 65 лет, Гамма проделал с Суворовым весь поход до Кура, неоднократно исполняя роль проводника.

Сен-Готард в такую погоде выглядел еще нелюдимее и суровее. Его охраняли две бригады: Гюдена и Луазона, всего около 9 тысяч человек. Особенно неприступен перевал был со стороны Италии, где тропинка извивалась по ущельям и кручам. Не случайно именно здесь, на высоте почти 2500 метров, был выстроен странноприимный дом.

Перейти на страницу: