Вся Тоскана освободилась из-под власти французов. Суворов послал во Флоренцию отряд графа Цукато. Его встречали с таким неистовым восторгом, что оборвали платье и внесли в город на руках. Муниципалитет решил поставить конную статую Суворова на площади и готовил для предполагаемого приезда фельдмаршала триумфальную колесницу по образцу древнеримских. В Ареццо толпа выпрягла коней из экипажа Цукато, повесила на грудь графа чудотворную икону и вкатила его карету в город, украшенный щитами с портретами и вензелями Суворова. Формировалось ополчение, которое уходило в сторону Рима с криками: «Viva Maria! Viva Souvorow!»[71]. Под австрийские знамена ополченцы не шли.
Английская эскадра Нельсона вместе с армией Руффо и русским десантом Белле взяли Неаполь, лишенный помощи Макдональда. Ворвавшиеся в город банды Руффо разграбили около 2 тысяч домов, прежде чем русским удалось остановить их. Несколько десятков руководителей республиканской партии были повешены Нельсоном на мачтах английских кораблей, несмотря на гарантии капитуляции, данные Белле именем русского императора. Между Белле и Нельсоном наступило охлаждение отношений. Но 19 июня в Неаполь прибыл король Фердинанд, и казни английского адмирала показались невинными забавами по сравнению с королевскими репрессиями. Число смертных приговоров достигло 40 тысяч, еще большее количество людей было приговорено к ссылке и вечному заточению. Беспрерывные казни продолжались полгода. 25 июля Фердинанд поблагодарил Суворова в особом рескрипте, признавая, что вновь взошел на трон только благодаря его победам.
К середине лета почти вся Италия была очищена от французов.
Но в Швейцарии и Южной Германии эрцгерцог Карл все это время упорно бездействовал, ожидая подхода Римского-Корсакова. Суворов добивался у императора разрешения перебросить часть войск Карла в Италию. Словно в насмешку, Александр Васильевич получил дозволение взять из Швейцарии 3 австрийских батальона, после чего эрцгерцог известил его, что ему ничего не остается больше, «как вовсе отказаться от наступательных действий». А после Треббии уже часть австрийских войск Суворова была передана под начало Карла.
Австрийские реляции вконец замучили Александра Васильевича. Он пишет Разумовскому, чтобы гофкригсрат «из 4 углов на 1000 верст отнюдь в мои операции не входил… Я волен, служу когда хочу, из амбиции… я не наемник… который из хлеба им послушен… У гофкригсрата одна и две кампании мне стоили месяца, а как его владычество загенералиссимствовало, может мне стать один месяц его кампании на целую кампанию… Стыдно мне было бы, чтобы остатки Италии в сию кампанию не опорожнить от французов… Честнее и прибыльнее воевать против французов, нежели против меня и общего блага». Однако и сам Разумовский стал его раздражать. Говорившееся русским послом в Вене (кстати, совершенно не умевшим писать по-русски и составлявшим все донесения только на французском языке) было простым эхом мнений барона Тугута, и Александр Васильевич советует жене Разумовского: «Матушка графиня, высеки графа, он пред сим много дурил».
Суворов не скупится на сарказмы: «Везде невежественный гофкригсрат, робкий кабинет, неискоренимая привычка битыми быть, унтеркунфт, бештимтзаген… Здешние завоевания не по их правилам, как они обыкли все терять до венских врат…» Бештимтзагеров он ставит посередине между дураками и плутами и нападает на их умение терять людей: «Бештимтзагеры убавили у меня из-под ружья в три раза почти больше, нежели мне на трех баталиях стоили Тидона, Треббия и Нура» — и считает, что Бельгард дошел в этой науке до мудрости, так велики у него потери. Суворов отдает должное военным способностям Карла, но и его называет «наитомнейшим»: «Эрцгерцог сидит в полном унтеркунфте и тем бештимтзагерит всю бурю на меня, ибо у французов до 10 тысяч с Жубером сюда набавилось». Он не сомневается, что активными действиями Карл мог бы сделать потери врага втрое большими, если бы чаще прибегал к штыку: «А штыками здесь, при мне, немцы хорошо колют».
Александр Васильевич грозит: «Домой, домой, домой — вот для Вены весь мой план», но сам понимает, что скорее позволит гофкригсрату забрать у него последнего солдата, чем оставит эту войну, мечту последних десяти лет жизни.
Суворова обнадеживала и то, что Павел с недоверием относился к гофкригсрату. Царь писал Александру Васильевичу, что следует предохранять себя «от всех каверзов и хитростей Венского двора»; что же касается «дальнейших военных операций и особенной осторожности от умыслов, зависти и хищности подчиненных австрийских генералов», то Павел оставлял это «искусству и уму Суворова».
Так проходили недели.
19 июля Суворов подписал план наступления на Геную, последний важный пункт, остававшийся у французов в Италии. Но время было упущено. Директория энергично переформировывала войска. По ее плану рейнская и швейцарская армии должны были вытеснить эрцгерцога Карла из Швейцарии до прибытия Римского-Корсакова; альпийская — прикрывать Южную Францию; итальянской отводилась главная роль: взять назад Пьемонт и выручить Мантую, о сдаче которой в Париже еще не знали. Правда, вместо обещанных 270 тысяч солдат Директория смогла выставить только 150 тысяч (в Италии 45 тысяч вместо 70 тысяч против 110 тысяч союзных войск), но недавнее боевое прошлое революционной армии придавало этим планам значительную опасность. Французские генералы не привыкли связывать победу с численным перевесом над врагом.
24 июля в армию Моро приехал генерал Жубер с приказом Директории возглавить французские войска в Италии; Моро переводился в Рейнскую армию. Жубер был одним из самых выдающихся генералов революционной армии. Ему еще не было 30 лет, но он уже снискал всеобщую любовь солдат и доверие правительства. В 1791 году Жубер поступил рядовым в один из батальонов альпийской армии; через четыре года он был произведен в чин бригадного генерала, а еще через три — стал главнокомандующим одной из армий. В военных действиях Жубер придерживался принципа генерала Гоша[72]: «Если меч короток, нужно сделать лишний шаг». В Италию он приехал прямо со своей свадьбы, поклявшись жене вернуться победителем или умереть.
Моро не спешил с отъездом и предложил Жуберу на первое время свое содействие. Жубер принял предложение с искренней благодарностью, но к советам осторожного Моро не прислушался и, несмотря на перевес сил у Суворова, сразу отдал приказ о наступлении. Суворов, узнав о движении французов, не стал мешать Жуберу, желая выманить его из гор, и занял позицию у города Нови в 40 верстах от Генуи. По его приказу сюда спешили все союзные войска, не занятые на других участках фронта.
Ночью 3 августа левый фланг французов подошел к Нови, правый находился еще на марше. Край уговаривал Суворова отложить атаку до утра, ссылаясь на усталость австрийцев. Александр Васильевич согласился, и