«Мне – каких-то несколько километров».
Хотя повоевать и ему довелось немало, но какие там зимы в Чечне? В январе там как у нас в октябре…
А вот и его родная деревня… Никаких признаков жизни. Один снег. Восемнадцать домов – и ни души…
«Ну что ж, последний бросок…» – подумал Иван.
Но эти триста метров до дома он шёл минут двадцать, с трудом вытаскивая ноги из сугроба. Поматерился, конечно, для облегчения.
Но вот и крыльцо. Ногами откидал снег от двери, открыл замок.
В избе было всё как при матери… Снял промокшие насквозь берцы, брюки, носки, переобулся в старые дедовы катаники с заплатами. «Хорошо, что не сжёг тогда вместе с промасленными фуфайками: пригодились», – подумал.
Ржавой лопатой прокопал в снегу траншею до сарая с дровами, принёс в избу пять охапок. Затопил печь. Вынул из сумки припасы, выпил стаканчик водки. С чердака скинул старые отцовские лыжи, сходил на Царёв ручей за водой на чай. Над ручейком нависли огромные валы снега, но вода бежала, как и летом, звеня на камнях. Начерпал ковшиком ведёрко, побрёл в гору домой.
Выглянул из окна на колодец в сугробе под горкой. «Не дойти. Да и вода, конечно, замёрзла…» Вышел на улицу, набрал три ведра снега, набил бак, поставил на плитку растапливать. «Как же тут жили зимами старики?..» – задумался. За водой не сходить, снег топили, за дровами матери раз десять сходить, по паре поленьев, чтобы печь истопить. С продуктами же… Подумать страшно, что и ели. Картошка да хлеб…
В печи весело потрескивали дрова. В окна завывал ветер. А к ночи у лампочки Иван заметил муху.
«Ни хрена себе! Какая-то муха сдохшая – и воскресла!» – подумал он и вспомнил, как в Грозном после боя у санитарной «мотолыги» лежали трупы его погибших солдат. Вздохнул тяжело. Вспомнил мать. Налил ещё стопку. Лёг, заснул быстро.
За ночь печь остыла. Сходил по траншейке за дровами. Затопил. Чайник поставил. Стало повеселей. Хотя всё равно тоска… Взял с полки томик рассказов Шукшина. Отец любил Белова, Шукшина, Астафьева…
Прочитал несколько рассказов и подумал: «Ещё лет двадцать, ну тридцать, и вся эта жизнь из рассказов Шукшина и Белова станет такой далёкой и никому не нужной… Как быстро меняется жизнь… Кто бы мог подумать ещё лет пятнадцать назад, что опустеют деревни, поля ёлками зарастут… Да и что тут делать зимой? Только печи топить да снег топтать… Тысячу лет мои прадеды здесь жили, работали… А интересно, какой была бы тут жизнь, если бы все мои двоюродные и троюродные братья и сестры по городам бы не разъехались?.. Что бы мы тут делали, такими-то зимами? Но ведь раньше-то жили и не думали, чем бы заняться…»
К обеду в дверь кто-то постучал. Зашёл мужик из третьей по дороге деревни, Василий.
– Где у тебя веник – валенки обмести? Шёл по деревне по твоим следам и всё равно еле прошёл.
– На крыльце посмотри…
Поздоровались.
– Витька-тракторист сказал, что ты приехал. Вот и решил зайти попроведать… Молока тебе банку несу – принимай. Это у соседа беру, он ещё корову держит. – Достал банку из рюкзака. – Картошки если надо, приходи завтра, дам.
Сели за стол.
– Как ты здесь выживаешь? – спросил Иван.
– Нормально! Мне такая жизнь нравится: сам себе хозяин, – ответил Василий.
– И не скучно?
– Нет. Всегда найду чем заняться. Дров полно, телевизор работает: антенну новую сам сделал. Мотоцикл у меня есть, уазик-«буханка» на ходу, трактор, в огороде всего наросло.
Василий долго рассказывал о своих житейских делах, планах на будущее лето: землю он после четырёх лет хождений по инстанциям всё же оформил в собственность.
Ночью Потёмкину приснился странный сон: лежит он, маленький, в деревянной кроватке и пальчиком давит на стенке с обоями клопов. Кровавые пятна… Бабушка склоняется над ним и шепчет: «Андели Господне, свичушко светлое…»
Через пять дней Иван поехал в город: насмотрелся на снег и огонь в печке… Читать и думать надоело.
На пустом вокзале долго ждал поезд. Пожилая женщина, техничка, возившая мокрой шваброй по полу, сказала ленивому чёрному коту:
– Васька, на улицу не выходи: вьетнамцы сожрут!
– Какие это ещё в нашей глухомани вьетнамцы? – спросил её Потёмкин.
– Так они везде здесь работают…
Не стал её ни о чём расспрашивать Иван: мимо станции с севера то и дело громыхали длиннющие составы с лесом.
Выйдя в отставку, Иван Потёмкин убивал время за телевизором и за книгами. За новостями в стране и в мире следил внимательно. От бывших сослуживцев, таких же пенсионеров, узнавал, как идёт реформа армии при новом министре обороны. Вместо дивизий появились бригады, с чем он никак не мог согласиться. Что на самом деле происходит в армии, понимал смутно. В стране дела то вроде бы налаживались, то опять шли чёрт знает как. Олигархи, либералы, депутаты, коррупция, на всех телеканалах – сплошной базар…
«Что-то надо делать… – всё чаще задумывался Иван. – Страна явно идёт куда-то не туда».
Каждое лето подолгу жил в своей деревне. Копошился по хозяйству, как-то быстро отвык от армии, чувствовал, что всё больше превращается в обыкновенного мужика, как его деды и прадеды. Много косил, и всё равно деревня зарастала травой буквально на глазах. Он ещё хорошо помнил, как по деревне вечером, после выпаса, ходил не один десяток коров и телят, кони с топотом пробегали под окнами их дома к реке. У реки он нашёл место, где они ребятишками играли в городки. Здесь вымахали три огромные берёзы. Все окрестные поля за какие-то десять-пятнадцать лет заросли кустами да ёлками. Даже не верилось, что совсем недавно на лугах вокруг деревень стояли сотни стогов сена.
Как-то разговорился с бывшим ветеринарным фельдшером из соседней деревни Евстафием Беляевым. Память у старика была удивительная. Помнил, сколько было ферм, одних коров – три тысячи голов. В их деревне, рассказал, до войны в тридцати двух домах жили сто двадцать девять человек. Сейчас же из восемнадцати оставшихся домов половина заброшены, и летом живут всего человек десять-двенадцать, одни пенсионеры. Живут…
«Настанет время, что жить станет добро, но жить будет некому…» – вспомнил Иван строчки из какой-то книги Василия Белова.
«А что здесь было бы, если бы не уезжал народ из деревень?..» – задумался Потёмкин. Одних только его двоюродных и троюродных братьев было с десяток, сестёр – столько же; в детстве из деревни в клуб за два километра ходили ватагой человек с двадцать.
«Где вы все? Никто в деревне жить не остался… – думал Иван. – А если бы остались? Это почти каждому надо было бы поставить новый дом. А хватило бы на всех земли и покосов, если бы жили только своим хозяйством, как до колхозов? Но ведь жили же как-то наши прадеды… Без электричества, газа, воду надо было таскать вёдрами, скотину обряжать, дрова рубить, печь зимой топить каждый день. Да мало ли в деревне забот…»
Вспомнил, как курсантом он зимой приезжал в деревню. Корова мычала, в избе две козлушки, куры на насесте. Выпьют с дедом, он обязательно скажет: «Вот теперь всё хорошо, всё в порядке…» Перед расставанием дед каждый раз говорил: «Остатний