В углу сидит здоровый уставший мужик в ярком халате с винни-пухами, в тёплых домашних тапочках, и выставил забинтованную окровавленную ногу. На столе пульт, по телевизору – мультики американские. Стою и соображаю: «Куда я попал?» А наверху обстрел идёт. По забинтованной ноге понял, что это комбат: солдаты рассказывали про его ранение.
«А-а, это вы, разведчики». Стою в резиновых сапогах, грязных по колено, на белом пушистом ковре. «Идти по нему, что ли?» – думаю. «Ну, что ты там встал, проходи, разведчик!» – «По белому ковру?» – «Ну что там, язык, что ли, проглотил? Да так проходи, у меня этих ковров…» Иду, с сапог грязь отлетает на белый ковёр. «Садитесь. Чай, кофе, водка? Поймайте мне этого грёбаного миномётчика, только живого мне его приведите!» Комбат этот рассказал, что у него вчера солдата ранило, офицера убило, сам он вышел поссать – и вот. «Сейчас здесь сижу и в баночку писаю. Приведите живого, что хотите за него дам – шмотья любого, оружие».
Комбат расстелил на столе карту. Определились с обстановкой, и я пошёл с группой работать. Почти неделю возились, все маршруты движения бандгрупп отработали, засаду подготовили, но этот комбат приказал мне отдохнуть: вымотались мы здорово. А ночью пришла группа спецназа «чучкарей», и взяли этот миномёт! Так было обидно! Оказалось, что боевики возили его в нашем тылу разобранным, на ослике, под хворостом, труба была в виде оси телеги. А мины мальчишки заранее приносили в корзинах и раскладывали в тайниках. Тележку с осликом на блокпостах проверяли не один раз и ничего подозрительного не находили… Такое вот кино…
– Ничего, не переживай, – успокоил сына Иван. – Война будет длинная, надоест ещё.
Каждые два-три дня батальон менял место дислокации, продвигаясь к Грозному всё ближе и ближе. Группы разведчиков так же уходили в поиск одна за другой, и майор Потёмкин все эти дни был в ожидании первых потерь. Тем более что разведчики действовали фактически за пехоту.
Наконец этот день и настал… Его Сашка жив остался едва ли не чудом…
– Первая группа в ходе боя стала отходить, эвакуируя раненых. Я в начале атаки бандитов оказался у пулемётчика, – рассказал Потёмкину запыхавшийся сын, только что, под утро, вернувшийся из боя. – Ему пуля в голову попала. Мозг вроде не задело, хотя кости черепа вывернуло. Он уже ничего не соображал. Ребята его понесли назад.
Проверяю его пулемёт – заклинило. На ощупь – в темноте же! Определяю неисправности: одна пуля отстрелила сошки, вторая перебила антабку ремня, третья попала в ствольную коробку и повредила механизм, повреждён и гильзовыбрасыватель. А у меня всего две гранаты оставалось, далеко их не бросишь: мы внизу горы, да и был риск попасть под осколки своих же гранат. Соображаю: либо через минуту рукопашный бой, либо попробовать за эту же минуту починить пулемёт. А в училище мы пулемёт проходили в конце первого курса. С тех пор я его и в руках не держал.
Но жить захочешь – вспомнишь всё. Все слова преподавателя вспомнил в эти секунды, когда «духи» приближались. Из автоматов палят, «Аллах акбар!» кричат. И ремонтировал без инструментов, голыми руками. Вспомнил, что пулемёт может не стрелять, потому что зажата крышка гильзовыбрасывателя. Если зажать гильзовыбрасыватель, то остановится стрельба. Ощупал рукой – точно! Пуля скрутила крышечку в трубочку. И всё на ощупь, в темноте: время – около часу ночи, на небе ни луны, ни звёзд, да ещё и туман.
Выкручиваю руками калёную сталь, ставлю на место. В общем, стрелять начал, когда «духи» были от меня в пяти метрах. Хорошо ещё, что лента была полная и вставил её быстро. Если бы не пулемёт, и сам бы не выжил, и ребят бы не вытащил.
– Оружие проверь – и спать, – сказал ему Иван.
И задумался: «Обошлось и на этот раз… Надолго ли такое везение? И как лучше: не видеть и не знать всего этого с сыном и понимать, что кончиться всё это может бедой?.. Ленка мне тогда задаст…»
Жена так и не знала, что они воюют вместе.
Почти каждый день майор Потёмкин провожал группы разведчиков на боевые задания. Беспокоился за всех, особенно за сына. Часто курил. Когда группы возвращались в расположение батальона, всматривался, все ли идут, мысленно считал. Потом слушал рассказы командиров групп. Особенно опасными были выходы в Самашкинский лес и его окрестности: там ещё с прошлой войны всё было засыпано минами – и нашими, и не нашими.
– Как сходили? – спросил Иван сына, когда они разгрузились, напились воды и поели. – Почему так долго?
– Первые сутки только рекогносцировка, – рассказал Сашка. – Я чувствовал, что в этом лесу точно кто-то есть. Сначала подготовил несколько вариантов своего выхода из леса, свалили несколько деревьев на переправе на случай отхода, обозначил проходы. Сделал переправы, заминировал.
«Молодец, грамотно», – подумал Потёмкин.
– На второй день начал плотно работать, – продолжал сын. – Одну половину леса отработал, нашёл места, где останавливались бандиты, небольшой схрон боеприпасов – заряженные магазины, – отстрелял и побежал налегке. Видел их конные патрули, хотел взять одного, но мне собаки помешали – впереди коней бежали. Находил в этом лесу свежие пачки из-под сигарет «Мальборо», фантики от шоколада. Нашёл свежие шкуры двух кабанов – значит, едят их мусульмане, когда жрать захотят.
Рано утром над нами низко, прямо по макушкам деревьев, пролетел вертолёт, и этот конный патруль, за которым мы охотились, его обстрелял из пулемётов. Хорошо было видно, как трассёры прошивали борта вертолёта, как бумагу, входили и выходили, только искры летели. Но вертолёт не упал, а пошёл на второй заход на этих конных «духов». Ускакали вглубь леса. А стреляли бандиты по вертолёту всего метрах в ста от нас.
И вот этот вертолёт возвращается и идёт прямо на нас… Как представил его залп из НУРСов… Что делать? Если дам зелёную ракету, себя обозначу, «духи» меня, значит, увидят, и всё, что наработал, насмарку. Не дам ракету – он даст залп, и всё, нас никого нет. Дал команду: «Быстро закапывайтесь в снег!» Бойцы как кроты давай закапываться. Вертолёт прошёл над нами и ушёл, за ним лёгкий дымок струился…
На карте отмечена водокачка, сунулся туда, а следы сходятся в одно место. И, что удивило, следы мужских туфелек на тонкой коже, летних туфелек. Но видны и следы армейских ботинок. До водокачки было ещё метров двести, увидел перед ней забор – сетка натянута, колючка. За забором вокруг этого объекта тропа и собачьи следы. Потом идёт ещё один забор колючей проволоки. В итоге, значит, двойное ограждение объекта и посредине охрана. А дальше стоят три-четыре пятиэтажных дома и какие-то подсобки типа электроподстанции. Крутил-вертел эту карту – как я мог заблудиться? На карте вокруг леса овраги, я не мог их пройти! На карте обозначена только водокачка, домов рядом нет.
До сих пор я всё здесь делал абсолютно грамотно, и поэтому «духи» меня не засекли. Стал подходить к водокачке, идём вдоль забора. Слышно, как работает бензиновая электростанция, бойцы из дозорной группы доложили, что видят антенны. Ретранслятор, наверное, здесь и стоит. На карте