«Не все, – подумал майор Потёмкин. – Но настоящих дураков ты ещё не видел…»
– Или вот ещё случай, – продолжил Сашка. – Как-то мы работали вместе с батальоном разведки Северо-Кавказского военного округа. Вечером с их офицерами немного водки попили, и вижу: сидит командир их разведдесантной роты, капитан, и слушает магнитофон, какую-то трофейную плёнку. Какой-то их патриот типа нашего Газманова блеет, как русские танки горят, и подпевает «Аллах акбар». Сидит этот наш русский капитан и млеет от этой «духовской» дряни!
«Ну ладно, – говорю ему, – послушали, гаси её, выключай». – «Нет, ты послушай, как поёт!» – «О чём поёт? Как они наши танки жгут? Как пленных режут, как баранов? Выключи, солдаты же слышат». – «Нет, они же за правду воюют!» И это говорит командир разведдесантной роты Российской армии! Сидит и в пятый раз слушает эту плёнку! Как он будет воевать с таким отношением к противнику? Чему он может научить своих солдат?
– Не мне он попался, – ответил Иван. – Я бы ему уши и мозги мигом прочистил…
Сашка ушёл в свою палатку, отлежаться. Иван направился к штабной палатке. Комбата и замполита не было, и Иван вышел покурить.
Подошёл незнакомый боец с полоской старшины на погонах, крепкий симпатичный парень. Представился по уставу, чётко, и продолжил:
– Поговорить бы, товарищ майор… Знаю, что вы зам комбата. Я здесь вторую неделю, контрактник, зам комвзвода.
– Ну, давай посидим…
– Первый раз попал в часть, чтобы срочники и контрактники были вместе, – начал боец. – Сначала к этому скептически относился. Группы в роте были ещё толком не сформированные. Одни уезжали, другие ждали отправки, словом – приток-отток. Понимаю: сформировать разведгруппу – это же не компанию в магазин собрать за водкой…
Посмотрел в роте на технику, вооружение – всё такое старое… Для меня это было разочарование. У нас в девяностом году в Фергане были станции-дешифраторы, и то говорили, что их будут снимать с вооружения, и здесь это старьё, хотя прошло почти десять лет. Автоматы – «вёсла», с деревянными прикладами, год выпуска шестьдесят девятый, мои ровесники. Вооружение из какого-то давнего прошлого. У приборов ночного видения нет батареек. Парни говорили, что сначала не было элементарных вещей для ведения разведки. Ни разгрузок, ни магазинов – со всего батальона собирали на одну группу.
На первое боевое задание мы двумя группами пошли с одной картой! Да и та семьдесят четвёртого года выпуска, с уточнениями восемьдесят третьего. «Как пойдём без карты?» – спрашиваю ротного. «Вот, азимут у вас есть. Расстояние, ориентиры. Считайте шаги». Первое моё впечатление – шок. Я думал, что такого не может быть. Толпа непуганых идиотов с палками пойдёт на пулемёты. Ну, я-то выживу, а ребята-срочники?
Посмотрел на личный состав. Дембеля – конченые выродки. В разведке святое дело: свой котелок ты моешь сам, ложку за собой – сам. А здесь как на зоне: дембеля гоняют молодых. Говорим дембелям: «Пойдёмте в группу, работать». Они в ответ: «Нашим мамам наши трупы не нужны». – «Добровольно сюда шли?» – «Да, добровольно». – «А зачем тогда припёрлись сюда? Отсидеться? Чтобы потом говорить, что на войне были?»
Дембелей мы сразу осадили. Прекратили традицию, чтобы им молодые котелки мыли. Очень сложно было сформировать в роте такой коллектив, чтобы было взаимное доверие и не было бы страха друг друга. Сразу договорились: никакой ругани в роте. Как только кто-то начинает орать – высылать за палатку. Вообще запретили все конфликты. Считаю, очень важно, что показали срочникам, как мы обращаемся с офицерами: называем их только на «Вы», «товарищ лейтенант». Никакой фамильярности! Хотя многие офицеры были намного младше нас, контрактников. Разрушим субординацию – дисциплины вообще не будет. И это отношение к офицерам все приняли!
В первые дни меня удивило, как командир роты матом разговаривает с дембелем, и тот ему так же в ответ. Я подхожу: «Товарищ капитан, в моё время службы офицер мог выругать солдата матом, но я себе представить не могу, чтобы дембель ответил офицеру матом даже полушутя. Любой такой дембель трое суток потом скакал бы по горам с рюкзаком камней, ломом и киркой копал себе окоп. Это немыслимо было, чтобы я, сопляк, мог ответить офицеру матом! Вы же присаживаетесь с ним вместе на две дырки! Вам будет сложно потом».
– Молодец, старшина! – сказал Потёмкин. – Некоторые проблемы скорей к замполиту, но в целом согласен с тобой полностью. Учту, всё посмотрю. Я же только что из отпуска, да и вообще в батальоне недавно. А родом откуда, старшина?
– Казак. Донской, – кратко ответил боец.
«Первый раз встречаю здесь казака… – подумал Иван. – Все бы вы такие были, воевать можно…»
Дни шли за днями. Почти каждый день майор Потёмкин лично провожал группы на задания. Проверял снаряжение, оружие. Старался не смотреть парням в глаза: они уходят, может быть, на смерть, а он здесь остаётся. Безжалостно гонял группы, которые готовились на боевые. Старался не упустить ни одной мелочи. Пока в батальоне, на удивление, обходилось без потерь, даже «трёхсотых» ни одного. Но Иван понимал, что потери неизбежны: гул и грохот по сторонам, да и пулемётная стрельба, с каждым днём усиливались.
Его сын, лейтенант Александр Потёмкин, эти дни охотился за «духовским» миномётом, который задолбал целый мотострелковый батальон. Миномёт начинал работать почему-то ровно в семнадцать часов, обстрел вёл всего по несколько минут, и так несколько дней подряд. Засечь его никак не удавалось. К семнадцати часам в батальоне жизнь замирала, свет вырубали, всё переставало двигаться. Бойцы сидели в окопах, молясь и гадая, куда попадёт мина.
«Целый батальон задрочил, сука», – ругался комбат, обратившись к разведчикам. Выполнить задание – найти и уничтожить этот миномёт – выпало сразу двум группам, в том числе и лейтенанта Потёмкина. Пропал он на целую неделю. К удивлению Ивана, его Сашка вернулся живым и здоровым, а то он начал уж беспокоиться.
– Приезжаем в батальон где-то за полчаса перед обстрелом, – рассказал Саша. – Там все уже на корточках бегают. Приказал своим: «От машины не уходить, быть здесь начеку». Комбата пехоты искали долго – палаток нет вообще, голое поле! Пехота так врылась в землю из-за этого миномёта, что палатки закопали по самые шпили. Смотрю – вспышка взрыва впереди. Идём дальше. Слышу – мина свистит, падаю. Вдруг под ногами откидывается люк из земли: «Стой! Кто идёт?» Это пехота в землю зарылась, как кроты. «Разведка пришла!» – «А мы вас давно ждём. Что ж вы так, под обстрел приехали?» – «А где ваш комбат?» – «Здесь, здесь».
В предбаннике палатки часовой с автоматом. Захожу – деревом всё обшито, как в блиндаже, и темно. «Держитесь за меня – и вперёд!» Часовой провёл меня дальше. Захожу – в тамбуре радист сидит, вижу чайник, ещё двое часовых, за пологом свет пробивается. «С оружием нельзя!» – «Так я и есть оружие, меня раздевать надо полчаса, на мне всё стреляет. Доложите, что командиры разведгрупп прибыли». Часовой докладывает. «Ну что? Можно?» – «Можно, с оружием». И откидывает полог.
Я минуту стоял, не шевелился. Думаю: мне приснилось или меня убило и я на том свете? Палатка армейская, а по стенам ковры, наверху громадная люстра горит