– Да мы сразу и взяли! – выкрикнула Власта. Мачеха на нее цыкнула, да поздно, а Власта все больше расходилась. – Только тебя спровадили, как матушка к кузнецу побежала, но ты, ведьма проклятая, чего-то наворожила! Матушка огонь принесла, а он и потух сразу! Из-за тебя это!
Василиса только бровь подняла удивленно.
– И в вашей беде я виновата? – спросила она, крепче прижимая к себе череп Найдена и надеясь, что тот не подаст голоса раньше времени и не дрогнет, когда дело дойдет до развязки.
– А кто еще? – Власта вскочила, так и не оставив одеяло, которое только сползло с головы. Тут Василиса и увидела, какие грязные у нее волосы и руки, какое осунувшееся лицо. – Мы и у других соседей огонь просили, и на полене носили, и в горшке, а тух каждый раз, стоило во двор войти! Есть приходилось точно нищенкам или сухое и сырое, или же у соседей побираться. Только испечешь у соседей на их печи, принесешь в дом – оно сыро делается!
– Власта! – прикрикнула на нее Милица. – Разве ж Василисушка в этом виновата? Небось какой колдун чаровал – вот и Белолика пропала. Не встречала ты ее в лесу?
– В лесу не встречала, – отозвалась Василиса, с трудом сдерживая дрожь. – А зачем Белолика направилась в лес, неужто меня искать?
Глаза у мачехи забегали, заюлила она, пытаясь ответ придумать, но снова вмешалась Власта.
– Скажешь тоже, тебя искать, много чести оборванке-сиротке, чтоб за ней по лесу бегать, – злобно плюнула она. – Да только в лес через нашу деревню царевич ехал. С кем поговорит, кто воды ему поднесет, к нашему двору близко-близко подъехал, да пока мы впотьмах платья искали да бусы наматывали, он дальше поскакал, решил, видно, что никто в нашем темном доме не живет.
– Власта-то сразу плакать села, – медовым голосом продолжила Милица, дергая дочь за руку так, что та зашипела от боли. – А Белолика не такова. Она решила, что нагонит царевича, отговорит по лесам скакать. Не ровен час, к Кощею попадет, а он гостей незваных не терпит, враз головы рубит! А Белолика его бы квасом напоила да из леса вывела…
– Того кваса, каким ты батюшку моего поишь? – прервала ее Василиса. – Чтоб и царевич голову потерял да в пасть ненасытную сам спустился?
– Что ты говоришь такое? – всплеснула руками мачеха. – Напраслину на сестру с матушкой возводишь! Мы ж тебе как родные сделались, а ты и дом так заворожила, что будь на дворе холоднее, насмерть бы замерзли, и сейчас зазря дурное говоришь!
– Ну-ну, а отправили меня за навьим огнем вы из доброты, – усмехнулась Василиса. – Или чтоб я судьбу и любовь свою в лесу нашла? Матушка, ты же знаешь, как любят царевичи по чащам шастать да невест там себе искать!
– А я говорила, матушка, на болото ее надо было отправлять, чтоб у блудячих огоньков жара просила или утопла наконец! – снова не сдержалась Власта. – Признавайся, проклятая, нашла жениха там, нашла?
Василисе же глаза Кощеевы вспомнились. Бледно-голубые, холодные и такие родные. И губы его вспомнились – жаркие, что одним прикосновением похлеще огня грели и заставляли сгорать. Только он там остался, за воротами, да и ехал молча, ни слова не сказал, обратно не звал.
Как хотела Василиса, чтобы сейчас Кощей в избу вошел, обнял ее за плечи, прижал к себе и сам все закончил. И знала Василиса, что выгляни она на крыльцо да кликни – так и будет. Ворвется Кощей ветром, птицей зловещей, змеем ядовитым, и спрячет Василиса лицо на его груди широкой и не увидит, как сгинут змеищи проклятые, что и сейчас ее сгубить желают. Поэтому и осталась она на месте, что точно знала: Кощей обязательно поспешит на помощь, а ей нужно суметь справиться самой.
– Жениха не жениха, а судьбу свою встретила, – наконец ответила Василиса, и сердце забилось во сто крат громче и сильнее. И еле слышно хмыкнул прикрытый краешком платка Найден, но промолчал. А Василиса лишь на мгновение смежила веки и представила, как это будет. Она выбежит из дома, Кощей поймает ее у ворот и обнимет так крепко, что не вздохнуть, и поцелует жарко, будто в мрачной чаще или в своих хоромах. Что ему деревенские люди? Он царь.
«Ты судьба моя», – прошепчет Василиса и в ответ услышит:
«Ты царица моя».
Василиса резко открыла глаза. Нет, воображать встречу рано. Да и какая из нее царица? Смех один!
– Размечталась, ты глянь, матушка! – рассвирепела Власта, того гляди как собака злая кинется! – Небось провалялась с царевичем на перинах мягких все эти дни, пока мы за корку хлеба дрались.
Вот тут и мачеха не выдержала.
– Какой ей царевич, дурная! – злобно клацнула она зубами. – Если и провалялась она, то на мху каком в буреломе с лешими да кикиморами! Она даже огонь добывала вон сколько, какой ей царевич! Где огонь, Василиса? Сил больше нет ждать!
– Ждет не дождется, когда тебя и батюшку сожжет, – еле слышно подала голосок куколка из-за пазухи. – Смотри, Василиса, чтоб не уголечка ей в руки не досталось, а то она пусть ведьма плохая, но раздуть мертвое пламя сил хватит.
Кивнула Василиса. Она и сама не собиралась угольки мачехе давать.
– Угольки мой товарищ новый принес, – произнесла она медленно. – Мне он новый, а вам старым покажется, уж не обессудьте.
И наконец вытащила череп так, чтобы его было видно и мачехе, и Власте. Найден молча вспыхнул глазами, будто он вместо горшка для угольков.
Мачеха, потянувшаяся было к ней, отдернула руки.
– Тьфу ты, пропасть! – выругалась она. – Почто так, неужель у Кощея горшков не было?
– Ты, матушка, не ругайся, а приглядись к товарищу моему, – Василиса улыбнулась. В глазах ее плясали огоньки, хоть череп и светил не ей. – Не его ли уста сахарные ты целовала и в любви клялась? Не в эти ли глаза лгала, будто дочерей уволок Кощей?
Побледнела мачеха, будто смерть увидала. Да так оно и было, только пока смерть была не ее, а мужа ее первого.
– Найден, – прошептала она, и злость исказила ее лицо. – Зачем ты его притащила? Подох и подох, в лесу много черепов и костей, чай одним