Наконец она нашла его. Свежее, будто новое, ткань не вытертая после нескольких дюжин стирок и не шитая-перешитая, но вот Василиса завернула подол и улыбнулась: даже вышитые обережные знаки были на месте. Слезы навернулись на глаза, когда она увидела этот узор: ровный в самом начале – матушка шила, кривули дальше – Василиса только училась тянуть правильно нить, и снова ровный узор – научилась. А что платье вернулось в свое прошлое, то тут Василиса не удивилась: навий царь и не такое умел.
Больше тянуть было нельзя. Василиса надела платье, обвязалась маминым платком, за пазуху возвращенную куколку посадила, переплела косу, валенки на сундуке оставила: не до них ей теперь.
– Долго еще? – снова заворчал истомившийся Найден.
– Сейчас, сейчас, – Василиса вздохнула и снова прислушалась. Нет. Тишина. Не спускается Кощей, не собирается поцеловать на прощание и не просит остаться.
Что же, знать, так тому и быть.
И Василиса, подняв череп и взяв котомку с хлебом и водой на случай долгой дороги, вышла во двор. Ее пегий невысокий конек уж недовольно фыркал и бил копытом, видно, не меньше Найдена ждал возможности снова двинуться в путь.
Но Василиса смотрела не на конька, а за ворота. Там ее дожидался всадник. Черный плащ, черный конь.
Василиса взлетела на коня легко, словно птица. Она и птицей могла бы долететь до старого отчего дома, но вернуться хотелось именно так, чтобы увидеть, пошлет ли с ней кого Кощей, чтобы взять с собой Найдена. Что же, она увидела.
Гнать конька было не нужно: лишь коснулась Василиса свободной рукой его шеи, как тот тонко заржал и понесся в лес. Мимо ворот, мимо всадника, мимо деревьев. Будто не тропка путанная перед ним, а дорога прямая как стрела. Только и черный всадник поскакал следом, отставая разве что на полшага!
– И почто только Кощея обидела? – забормотал Найден, вспыхивая угольками в глазах. – Он же полюбил тебя, хоть и нельзя ему сердце снова разбивать.
– Не обижала я его, – Василиса кинула взгляд назад, искоса глянув на всадника, что не приближался, но и не отставал – лунный свет серебрил его белеющий в темноте череп. – Если бы он спросил, я бы сказала, что буду рада вернуться. Но он не спросил.
– Не спросил, – передразнил ее противным голосом Найден. – Он царь! Он скажет, и все трепещут и выполняют! Хочешь, чтобы он думал, будто угрозами и уговорами тебя сумел удержать? Таких у него и без тебя сотни в тереме томилось!
– Но… – Василиса прикусила губу и бросила еще один взгляд на всадника, что молчаливо летел на бесшумном коне следом за ними. – Я не это имела в виду. Ты прав. Он царь. А я… не царевна, не богатырка, даже колдунья пока не слишком хорошая. Попросилась бы я остаться, он бы и оставил из жалости. Вон у него светелок сколько, всем царевнам и крестьянкам хватит, да и мне останется!
– Не Иван дурак был, ох, не Иван, – пробурчал себе под нос Найден и замолк.
Лес потихоньку светлел, стали появляться и поляны, на которых стояли стога. Чудно! Василиса так долго брела к Кощею, а обратно долетела вмиг. Даже не успела как следует все обдумать.
– Так и бывает, – прервал молчание Найден, словно подслушав ее мысли. – С горки чай катиться легче, чем на нее карабкаться. Не трусь, Василиса, образуется все. Не до смерти Кощей обиделся, раз слугу своего верного приставил за тобой присмотреть.
Снова обернулась Василиса глянуть на молчаливого спутника. Слугу верного? Ну-ну. Плащ черный с подбоем звезд ярких Ночи принадлежал, все верно, как и конь черный, точно тьма. Да только Василиса хорошо помнила, что Ночь на плечах носил черный череп, а у всадника, что скакал за ними, был белый.
Вслух Василиса ничего говорить не стала, но в груди потеплело. Не оставил. Не бросил одну, хоть и открываться раньше времени и не желал. Может, не доверял, а может, и за нее боялся, но Василисе все одно теплее стало, чем от платка матушкиного пухового. Она не одна с Найденом. За ее спиной словно раскрылись крылья.
Почуял это и конь, заржал весело и понесся через деревню прямо к единственному темному двору.
Сердце Василисы затрепетало. Почему темно, будто вымер двор? А ну как уехали мачеха с Властой обратно в свою деревню, бросили остывший дом и батюшку? Василисы не было много дней, и она ничуть не думала, будто именно навий огонь нужен их дому.
«Навий огонь сжигает только живое, – вспомнила она слова Найдена, – а оттого в людском доме держать его немыслимо: дрова он не жрет, проклятый! Так что ты за порог, а Милица к кузнецу за обычным огнем сама побежит али дочерей пошлет. Не ждать же им тебя от Кощея. Чай, послали за тем, чтоб сгинула».
Но вот перед ней двор и ни одного огонька. Не топится печь, не идет дым из трубы, не горит лучина.
Василиса спешилась и погладила по шее конька. А потом присмотрелась и увидела, как приоткрылась дверь да шевельнулась ставня – не домовому же любопытно стало, чай Милица его в первый день в овин изгнала! Значит, дома мачеха и Власта, только вот встречать не выходят.
– Ну да мы и не спесивы, – пробормотала Василиса себе под нос и крепче перехватила череп. – Ну что, Найден, готов?
– Готов, – хрипло ответил тот и сверкнул огнем. – Пойдем, Василисушка, принесем огонька.
И они вошли во двор. Всадник остался у ворот, безмолвный и грозный.
Едва Василиса толкнула дверь, как ее за руку схватила Милица и втащила внутрь.
– Ну наконец-то! – Мачеха широко улыбалась, но глаза ее горели злобным пламенем, а от ее пальцев на руке Василисы могли остаться синяки. – Вернулась, Василисушка, а уж как мы заждались!
– Заждались? – Василиса улыбнулась, даже не поморщившись, хоть руке и было больно. – Далеко Кощей живет, уж не обессудьте!
– Да ты и сама не торопилась! – воскликнула Власта с лавки. Она все так же куталась в стеганое одеяло и все равно мерзла. Василиса покачала головой. Избу всю выстудили похожие на осенние ветра и дожди с пролетевшей бурей. Ей и самой было не по себе и зябко. – Небось ела и пила там горячее, на печке грелась и домой не торопилась, пока Кощей сам не выгнал?
– Службы Кощею сослужила и огонь получила, – ровно ответила Василиса, наконец выдирая кисть из железной хватки мачехи и