– Синяк у тебя на руке, – подсказал Герберт.
– А-а… Ну да… Говорю же, ссорились мы часто.
– И сегодня поссорились?
– Ну не то чтобы… Просто за руку схватил, давай, говорит, я вырвалась, ушла… Все или еще что-то? – раздраженно спросила Ставицкая.
Герберт невозмутимо смотрел на нее. От Водорезова она уходила примерно в таком же раздраженном состоянии. Чтобы успокоиться, решила прогуляться, Георгиевский сквер тут неподалеку, есть где свежим воздухом в тишине старых московских улочек подышать. Но, видимо, злиться она не перестала, может, потому и споткнулась, не сильно, но все-таки приложилась коленкой к асфальту. Или кто-то толкнул? А может, заспешила куда-то, да с ритма сбилась…
– Кто мог убить Водорезова?
– Э-э… – застигнутая врасплох, зависла Ставицкая.
– Кто мог убить, кроме тебя?
– Кроме меня?.. А почему ты со мной на «ты»?.. Ты вообще знаешь, кто я?
– А мне нужно знать? Это имеет какое-то отношение к делу?
– А если не имеет?.. Хотя нет, имеет!.. Этот Илья Платонович конченый козел!
Ларису развезло окончательно, она уже не могла держаться на ногах, барный стул для нее слишком высок, поэтому она бухнулась в кресло. И села, подобрав под себя ноги, голова сама по себе легла на плечо.
– Кто мог убить Водорезова? – для очистки совести повторил Герберт.
Возможно, Ставицкая понимает, что наговорила лишнего, и даже осуждает себя за несдержанность, возможно, ей не следовало звонить Хомутову. Но завтра снова позвонит, чтобы отказаться от услуг Герберта. Если так, то нечего сейчас мутить воду. И видео с камер наблюдения снимать не надо, а то Герберт собирался: хотел глянуть, когда в доме появился Водорезов.
– Завтра скажу, – пробормотала она.
– Сегодня уже, – глянув на часы, сказал он.
Половина пятого, за окном уже рассвело, просыпаться пора.
– Не придирайся, – Лариса вяло махнула рукой.
– Пятница сегодня.
– Святая пятница, – кивнула она.
– Рабочий день.
– А мне на работу не надо! Я сама себе начальница!..
Только что ее голос звучал вяло, как на последнем издыхании, и вдруг ожил, заиграл бравурными нотками. Но также в голосе угадывалось и сомнение. Может, и не совсем себе начальник.
– Очень хорошо.
Герберт оставил Ларису в покое, вышел в прихожую, снова глянул на связку ключей, брошенную на трюмо. Вряд ли это убийца оставил, профессионал таких глупостей себе не позволяет. Но если это Водорезова ключи, значит, Ставицкая темнит. Или просто память подвела. Сказала, что Илья пришел, и она ушла. А он пришел, когда ее не было дома. Может, кто-то другой приходил, еще до того, как появился Водорезов.
Герберт имел выход на единый центр хранения информации, есть у него связи в полиции, он мог прямо сейчас выйти на камеру на выходе из подъезда, но сначала нужно отправиться в гараж, а после уже будет видно.
Он открыл ящик трюмо, там обнаружил еще третью, запасную, связку ключей. Но, возможно, существовал и четвертый комплект, который находился сейчас у преступника. В любом случае убийца мог вернуться, а Ставицкая спит.
Лариса на самом деле спала, Герберт разбудил ее, привел за собой в прихожую, сказал, что нужно закончить важное дело, пообещал вернуться.
– Если нужно, – добавил он, пристально глядя на нее.
– Не знаю… Приезжай, а там посмотрим.
Она закрылась, он вернулся в гараж, останки уже догорели, остался только пепел. Кремулятором Герберт не располагал, пепел перемолоть не мог, да ему и не нужно. Из такого порошка ДНК покойника выделить практически нереально, а просто из пепла можно. Это если вдруг отец Водорезова вовремя хватится сына, прямо сейчас в гараж зайдут его люди, схватят Герберта и спросят за все, в том числе и за бесчеловечное отношение к праху умершего. А Водорезов спросить может, если он действительно большой и опасный человек.
Герберт не поленился собрать пепел в стеклянную банку, закрыть ее крышкой и уложить в тайник под бетонной плитой. А затем еще раз запустил крематор, чтобы огонь уничтожил остатки пепла.
На Пресню он вернулся в половине седьмого утра, бессонная ночь давала о себе знать, но в сон клонило не сильно. Герберт открыл ноутбук, вышел на камеру, снял изображение, отсмотрел отрезок записи, начиная с шестнадцати ноль-ноль вчерашнего дня. Ставицкая в кадре не появлялась, ни туда, ни обратно, отсутствовал и Водорезов, возможно, они заходили в дом с парадного входа. Зато обнаружил уничтоженный фрагмент записи. Кто-то поставил помеху, причем мощную, пелена в эфире, ничего не разберешь. Сделать это мог тот, кто приходил убить Водорезова. Или Ставицкую. Действовал не простой, а технически оснащенный профессионал. Причем действовал он за час до того, как Герберт получил отмашку от своего босса. Врубил глушилку, зашел, сделал дело, вернулся, отключил, на все про все ушло восемнадцать минут.
В последние часы камеру никто не глушил, но убийца мог вернуться в дом через главный вход. На всякий случай Герберт приготовил травмат, когда звонил в дверь. И сдержал облегченный вздох, когда Ставицкая открыла дверь, дыхнув на него перегаром. И так вдруг сразу захотелось выпить!
– Пришел? – Движения у нее заторможенные, поэтому зевнула она еще до того, как поднесла ко рту ладошку.
Зевнула во весь рот, выставив напоказ ровные, фарфоровой белизны зубы и розовый язык.
– Команды отбой не было.
– Сейчас позвоню, – сказала она.
Герберт промолчал. Пусть звонит, ему все равно. На улице спокойно, полиция по двору в поисках ночного труповоза не рыщет, если вдруг Водорезов предъявит, Герберт скажет, что никогда в этом доме не был. И не из таких ситуаций выкручивался.
Лариса пока никому не звонила, более того, кивком позвала за собой и повернулась к нему спиной. Он зашел, запер дверь. И на всякий случай обошел квартиру, а она у нее большая, три спальни, одна только гостиная квадратов сорок, обстановка на уровне замминистра. Ничего странного не обнаружил, примятые подушки и покрывало в гостевой спальне не в счет. Лариса могла прилечь. Или Водорезов валялся до того, как отправился принимать свой последний душ.
– Завтракать будешь? – спросила Ставицкая, доставая из холодильника десяток яиц.
Глаза сонные, волосы растрепанные, платье помятое, но все равно чертовски хороша. Очень может быть, что Водорезов не отступался от нее. Она не хотела с ним, а он настаивал, но не по этой же причине его убили. Хотя кто его знает?
– Может, сначала позвонишь?
– А зачем мне тебя кормить после команды отбой?
– Не надо кормить.
Лариса достала из шкафа сковороду, долго смотрела на нее, наконец поставила на плиту. Вынула из картонки яйцо, покрутила его в пальцах.
– Может, сырыми съедим? – хныкающим голосом спросила она.
– Когда ты вернулась вчера