Уязвленный Вурндар, стушевавшись, отправился в глубину леса, буркнув, что надо бы добавить хвороста.
Дальше разговор проходил уже в более спокойном русле.
– А сам-то куда путь держишь, уважаемый? – спросил закутанного в походный плащ мага подсевший к огню Бейг.
– К южным границам человеческих земель. До Калантора доходят странные слухи. Видели неприкаянные тени возле заброшенной крепости Орасдор. А древний лес Наргон более не доступен для переезда.
После этих слов у костра воцарилось молчание. От слов веяло неизвестностью, которая, в свою очередь, начала зарождать не то, чтобы страх… скорее, неуютное ощущение опасности: неподалеку, в каких-то днях конного пути, творится что-то неведомое. А в походе подобные мысли ничего хорошего не сулят. Нужно занять чем-то голову. Но похлебка еще не готова.
– А что это за место? – Фолген обвел рукой окрестности и не прогадал.
Теперь все сидят и слушают рассказ мага о делах минувших дней. О которых сейчас напоминают разве что полуразрушенные домики, где жили старатели, одинокая дозорная вышка да черный проем в высоком холме.
По всему выходило, что в незапамятные времена стоявшая тут, подле границы леса небольшая гора обрастала землей и зеленью, стараясь спрятаться, скрыть от жадных людей свои внутренние богатства. Сберечь россыпи алых, лесных, небесных и осенних самарантов. Не вышло.
Откуда прознали люди об этом месте, сейчас вряд ли кто скажет. Только в один из дней тишина сего места была взломана первым ударом кирки, рассеяна разговорами и тяжелым дыханием добытчиков. Глухим охом самой горы, когда очередной удар пробил защиту, открыв радостному взору провал в каменные недра.
Так же, как, вероятно, будет навсегда потеряна память о том, сколь долго это место терпело пришлых внутри себя. Как как глубоко врезались люди в подземное тело камня. На сколько метров уходят теперь штольни забоев.
Зато достоверно известно, как пришло отмщение незваным гостям и что именно разбудили они своей неуемной жадностью во мраке пещер харантума.
Возможно, не видели старатели капель влаги, появившихся однажды на шершавой стене уровня. Или, ослепленные блеском самоцветных камней, оставили сей момент без внимания. Только пришел миг, когда очередной удар кирки, выбив кусок породы, открыл проход скрытой беспощадной внутренней силе. Рванула подземная река в открывшийся проем, сшибла с ног ближних копателей, поволокла тела прочь, ломая кости о стены.
Выплеснулась наружу, да так и осталась с тех пор запрудой, лениво растекшейся вокруг мстительного холма.
Стоявшая чуть поодаль девушка посмотрела на сидящего подле костра наймита. Надо же, вспомнила старинное гномское слово «харантум». Это потом людское «гора» полностью вошло в язык сынов Марина. Удобнее и быстрее.
– Эй!
Она повернула голову на окрик. Сидящий у костра Фолген махнул рукой:
– Иди, пока все не разобрали. Хватит мечтать. У нас же теперь еще два рта прибыло.
И сунул подошедшей в руки деревянную миску с горячей кашей.
– Благодарю, – она кивнула, забрала протянутое и уселась возле костра на свободный край уложенного на землю бревна.
Фолген вздохнул.
Неделю назад эта девчонка прибилась к их походному обозу. Идущий с грузом стволов фунирового древа отряд из шести гномов наткнулся на нее у северной границы штата.
На просьбу одинокой незнакомки позволить ей идти дальше с гномами, последние сперва ответили отказом. Мол, места на телегах нет. А если найдется, то лошадки не вытянут. И так уже на пределе старушки. Да и провианта в обрез.
На что получили ответ: идти будет, как все, пешком. Приучена к длинным переходам. Так же, как и к скудной однообразной еде.
Последним доводом оказалась брошенная фраза: баба в походе – вещь завсегда нужная.
Понравившуюся всем шутку оценили дружным хохотом, не заметив, что сама девушка даже не улыбнулась. И вообще, как выяснилось вскоре, была весьма неразговорчивая. Исправно помогала с различной мелкой работой, не лезла с расспросами и действительно мало ела. Даже когда озадаченные этим гномы стали предлагать ей дополнительные порции, молча качала головой.
Ни дать ни взять горе какое-то заедает скудными харчами. Или заболела чем. Даже имя собственное вымолвила спустя почти день.
М-да… Фолген еще раз посмотрел на присевшую к огню Эрмитту. Две вещи теперь были у него на время сего путешествия: как следует накормить ее и увидеть, как она улыбается. Красивая же девка, только не жрет ничего и слова лишнего из нее не выдавить.
С одной стороны, это хорошо. Турлеткин дома как начнет болтать, так хоть голову в печку суй. Но всему ведь границы должны быть.
А еще подумалось старому гному в день их знакомства, что кого-то она ему напоминает. Только он все никак не мог уразуметь. Не внешностью, не повадками… Знал-то он ее без недели день, где уж тут о поведении рассуждать. Но, тем не менее, эта мысль прочно засела у него в голове. И именно в этот момент до Фолгена вдруг дошло. Ни дать ни взять тот человек, который его на островке из-под бревна доставал. Точно! На него эта Эрмитта похожа. Хоть и трудно объяснить даже самому себе, в чем именно эта схожесть проявляется.
Мысли гнома прервало неожиданное тренькание по струнам. Прибившийся сегодня к обозу мальчишка, наевшись дармовой похлебки, взял в руки небольшую гитару, которую тащил вместе с пустым заплечным мешком.
– Благодарю, уважаемые сыны Марина, за вашу доброту ко мне. Позвольте же в ответ исполнить для вас песню собственного сочинения.
Он откашлялся и, ударив по струнам, фальшиво запел:
– Кто нам с тобой тут даст ответ, моя любовь?
И сколько будет новых бед, и льется снова кровь!
Слушать и само исполнение, и вымученные рифмы этого мальчишки было невыносимо. Под смех и ругательства парню велели заткнуться и повторно брать в руки инструмент только лет через восемь.
– Еще раз начнешь так выть, дальше пешком один пойдешь.
Пристыженный певец нарочито сильно ткнул инструментом в землю, прислоняя его к бревну, на котором сидел. Гитара жалобно звякнула, зарождая внутри себя басовитый отголосок, который внезапно смолк.
Парень скосил взгляд. Только что звеневшие струны были заглушены лежащей на грифе ладонью.
Эрмитта взяла гитару в руки, осмотрела корпус. Прошлась поочередно по каждой из струн. Чуть подправила силу натяжения.
– Вот это новость! – крякнул Бейг.
– Тихо! – шикнул на него Фолген.
Эрмитта тем временем начала играть. Пальцы левой руки, казалось, лениво зажимали разные места на грифе, в то время как пальцы правой умело перебирали струны, высвобождая красивую, но печальную мелодию.
Композиция закончилась одиночным ударом по всем струнам. Эрмитта закрыла глаза. Вздохнула и начала петь:
– Когда туч серых строй закрыл