– Махони и Вонг, наверное, уже уходят, – заметила Диана.
– Возможно, – буркнул брат.
– Ну так что, пойдем глянем?
И Диана зашагала вперед, в глубь проулка. Старый посмотрел ей вслед с таким видом, будто она только что вонзила нож ему в спину.
– Слушай, – попытался успокоить его я, – леди прицепилась к нам, и отцепить ее, покуда она сама не захочет, не получится. По крайней мере, сейчас. А пока давай смотреть фактам в лицо: да, она нам полезна. Так что не заняться ли лучше дедукцией, а?
– А чем я, по-твоему, занимаюсь? – пробубнил Густав и пошел за Дианой.
Через минуту наша троица стояла перед одной из облупленных задних дверей, выходивших в проулок. Чей это дом, догадался бы любой: все окна внизу и наверху до сих пор были приоткрыты, а изнутри тянуло гнилостным запахом газа.
И мы успели вволю насладиться им, потому что Старый подвел нас к ближайшему окну и наклонился. Сквозь грязные, закопченные стекла виднелась заставленная коробками кладовая за лавкой Чаня.
– Лучше немного подождать, перед тем как лезть внутрь, – шепнул Густав. – Если Махони застанет здесь кого‑то из нас…
Предупреждение было излишним: у меня в ушах до сих пор звучали слова сержанта о том, как он поступит с нашими бляхами, если мы еще раз попадемся ему на глаза. И, принимая во внимание характер фараона, еще неизвестно, говорил ли он в переносном смысле.
Старый присел на корточки с одной стороны окна, мы с мисс Корвус – с другой.
Следующие несколько минут мой брат и Диана настороженно прислушивались к доносящимся из дома звукам… я же изо всех сил старался удержать взгляд в рамках приличия, чтобы он не сползал за вырез декольте дамы.
– Здесь ужасно тихо, – проговорила наконец Диана.
Указательный палец Густава взлетел к губам.
– Ш-ш. Кажется, я слышу… дерьмо.
И тогда я тоже услышал. Не дерьмо, конечно, а нарастающий скрежет. И еще какой‑то звук, потише.
Шаги.
У нас за спиной.
Я вполголоса пробормотал себе под нос еще одно слово, неприличествующее для деликатного женского слуха. Однако, как ни забавно, готов поклясться, что своими ушами слышал, как Диана прошептала кое-что похуже.
Развернувшись, я ожидал увидеть приближающихся с наручниками наготове Махони и Вонга.
Вместо этого передо мной предстал китаец с кислым лицом и в замызганном фартуке поверх ветхой блузы и штанов. За ним волочился источник услышанного нами шума: тележка.
К своему изумлению, я понял, что мы в некотором роде знакомы. Это был тот самый зеленщик, которого мы со Старым так возмутили накануне.
Он сказал нам что‑то по-китайски, которого я, конечно, не понимал. И все же одну фразу я опознал. То же самое зеленщик бросил нам с братом вчера: «Фиг вам».
Густав сдернул с головы стетсон и замахал на торговца, словно прогоняя муху:
– Давай-давай. Иди отсюда. Пошел.
Китаец и ухом не повел, а продолжал брести к нам.
Диана сунула руку в сумочку и вытащила бляху.
– Все в порядке, сэр. Мы здесь по служебному делу. Не беспокойтесь.
Китаец прищурился на бляху Дианы, потом на нас… и заулыбался. Круглое лицо с нездоровой, зеленовато-желтой кожей и широкой щербатой ухмылкой делало его похожим на пугало с головой из кочана.
– Ты не полис! – захихикал он.
– Слава богу, – выдохнул Старый. – Он говорит по-английски.
– Вроде как, – уточнил я.
– Вы правы. Мы не из полиции, – заговорила Диана. – Однако у нас есть полномочия…
– Ты не полис, – повторил торговец. – Хочешь Хок Гап, да?
– Что-что мы хотим? – переспросил я.
– Хок Гап, – повторил зеленщик. – Черный… – Тут слова у него кончились, по крайней мере английские, и он свел запястья и замахал пальцами.
– Черный… кролик? – предположил Густав.
– Кролик? – удивился я. – Где ты видишь кролика?
– Ну он же показывает развесистые уши, разве нет?
– Не-а. Похоже, он копает или вроде того. – Я повернулся к торговцу капустой. – Черный суслик?
Торговец досадливо покачал головой и поднял композицию из ладоней над головой.
– Черная птица! – воскликнула Диана.
Презрительно взглянув на меня, китаец кивнул и опустил руки.
– Ну извини, – сказал я. – Обычно у меня лучше получается.
– Постой, – перебил меня Старый. – Он что, пытается продать нам ворону?
Диана не обратила на него внимания.
– С чего вы взяли, что мы ищем Хок Гап, черную птицу? – спросила она у торговца капустой.
Он указал на дом за нашими спинами:
– Была у Гэ Ву Чаня. А теперь… – Китаец развел руками и пожал плечами.
На сей раз смысл жеста был предельно понятен: «Кто знает?» И тут же зеленщик сам ответил на немой вопрос, расплывшись в улыбке еще шире: «Я».
– Так… а вы‑то что хотите, мистер? – спросил Густав.
Торговец вернулся к тележке и осмотрел свой товар. Немного подумав, он выбрал самый вялый, гнилой и червивый на вид кочан и помахал им у нас перед носом:
– Ты купи!
– Ну хотя бы с этим повезло, – улыбнулась Диана. – Обычно вымогатели требуют больше.
– Брат, – попросил меня Старый, – купи нам кочан капусты – и все, что к нему прилагается.
– Ладно.
Я выпрямился и пошел к торговцу, на ходу засовывая руку в карман. Когда мы оказались лицом к лицу, я протянул китайцу блестящий новенький десятицентовик:
– Вот, пожалуйста. Сдачу оставь себе, да и капусту тоже. Скажи только… Чем ты недоволен?
Торговец замотал головой и, подняв свободную руку, растопырил три пальца.
– Тридцать центов? – простонал я. – Ой, да ладно. Эта гниль не стоит и ломаного гроша.
Торговец капустой затряс пальцами у меня перед глазами.
– Нет! – квакнул он. – Три доляр!
– Что?! Да ты издеваешься!
– Заткнитесь оба. – Быстрый хриплый шепот Старого был доходчивее крика: так шипят, когда надвигается беда.
А беда действительно надвигалась, топая вниз по лестнице, – беда в коричневых башмаках и твидовых брюках с бляхой на поясе. Я ничего не видел выше колен, но мне хватило: я узнал эти большие грубые башмаки. Именно ими Крестоносцу Кули-тауна так хотелось наподдать нам по заднице с четверть часа назад.
И, кажется, он еще мог удовлетворить свое желание.
Глава одиннадцатая
Кошки-мышки, или Старый засекает подмену
Когда сержант Махони спустился по лестнице, зеленщик соблаговолил понизить голос – но не цену:
– Пять доляр.
Это был уже совершенно другой торг. Теперь китаец продавал не информацию и не лежалую гнилую капусту: он продавал молчание, и рыночная конъюнктура была явно в его пользу.
Через окно я увидел, что Махони – во всяком случае, его ноги – протопал