– Это отцовский, – наконец проговорил Джастин.
– Камень? – уточнила Медди, взвесив его в ладони и протянув хозяину кабинета.
Он взял его, и от прикосновения его пальцев к ладони ей сделалось тепло.
– Да. Он нашел его на первом свидании с мамой, когда они были на пикнике в парке. Мама сохранила камень до самой смерти отца, а теперь я использую его как пресс, чтобы бумаги не разлетелись.
Медди захлопала глазами: так это было неожиданно и ужасно романтично, и предположила:
– Ваши родители так сильно любили друг друга?
– Едва ли! – то ли фыркнул, то ли цинично усмехнулся Джастин.
Она непонимающе нахмурилась, и он пояснил с сожалением в голосе:
– Мама любила отца, а вот он, похоже, так и не понял, что это такое – любовь.
– Печально. – Медди провела пальцем по бумагам, не поднимая глаз. – Мои родители очень любили друг друга, потом мама умерла…
– Вы говорили, что и отец тоже?.. – напомнил Джастин. – Вы с сестрой остались одни?
Она решилась поднять глаза и увидела, что он смотрит на нее с нежностью.
– Да, сейчас мы вдвоем, поэтому Молли так много для меня значит.
Она сглотнула и отвернулась, отчаянно пытаясь придумать хоть что-нибудь, чтобы сменить тему. Больше всего она не хотела, чтобы ее жалели.
– Как прошел ваш вчерашний выход в свет? – на более высокой ноте, чем хотелось бы, спросила Медди и повернулась к нему.
Он вскинул бровь, а она смущенно скрестила руки на груди и пробормотала:
– Ой, простите, опять лезу не в свое дело – не надо было об этом спрашивать.
– Нет, ну почему же? Я вчера выезжал, – спокойно ответил Джастин.
– И вы… – Она откашлялась: не могла же прямо спросить, составила ли ему компанию дама, – это в высшей степени неприлично. – Вы развлекались? – поинтересовалась она вместо этого, убирая за ухо непослушную прядь.
Он поставил бокал на стол, подошел к ней и провел рукой по волосам.
– Нет… – Ответ прозвучал так, словно он простонал.
– Что с вами? – нахмурилась Медди.
– Пытаюсь решить, сказать вам правду или же попросить уйти.
– Пожалуйста, правду, – проговорила она, словно дьявол толкнул ее в плечо.
Он подался вперед и навис над ней, опершись о стол костяшками пальцев широко расставленных у ее бедер рук.
Медди стало трудно дышать, на нее нахлынуло тепло и распространилось до самых пяток. Она вздернула подбородок. Их губы разделяло несколько дюймов, когда она выдохнула:
– Я думала, вы повеса.
Он протянул руку и провел пальцами по ее подбородку.
– Вам известно значение этого слова?
Она сглотнула, но заставила себя выдержать его взгляд.
– В общих чертах. Почему бы вам не объяснить мне остальное? Чем именно занимается повеса?
Медди с трудом верила, что оказалась способна на такую дерзость, но, видимо, его слова, которые звучали у нее в голове, сделали ее такой отважной и целеустремленной.
Его губы, которые так и манили, тронула ленивая полуулыбка.
– Не могу вам этого сказать.
– Почему? – не унималась она, по-прежнему не отводя взгляда от его губ, хотя сердце колотилось так, что было больно. – Тайный кодекс повес?
Он провел кончиками пальцев по щеке Медди, и ей показалось, что она сейчас вспыхнет.
– Это было бы совершенно непристойно, – сказал он очень тихо.
Она не отвела взгляд, хотя от его слов ее словно пронзило, а между ног выступила влага. Она играет в рискованную игру и доведет ее до конца.
– Мне казалось, вы знаете, что меня не пугают непристойности.
Он придвинулся вплотную к ней и прошептал на ухо.
– Вы уверены?
У нее перехватило дыхание от предвкушения, но она все же сумела выдавить:
– Если не можете сказать, покажите.
Нет, эта женщина убьет его. С пухлыми губами и колдовскими голубыми глазами – она являла собой притягательное сочетание невинной красоты девственницы и чары дерзкой соблазнительницы. Она понятия не имела, что ему предлагает, но он-то знал, чего хочет – ее. Ему хотелось снять с ее головы чепец, вытащить шпилки и заколки и запустить пальцы в роскошные волосы; хотелось целовать ее в шею и трогать в таких местах, чтобы разжечь желание большего, а потом…
Ей-богу, это не девушка, а само адское искушение. Ну зачем она пришла к нему сегодня? Он стойко держался. После того как вчера вечером поехал развеяться и попытался найти женщину себе по вкусу, он с отвращением уехал из дома свиданий меньше чем через час. Ни одна из красоток ничего, кроме скуки, не вызывала. Все казались похожими на кукол, грубо размалеванными и потасканными. Пара васильковых глаз и соблазнительнейшие ямочки на щеках преследовали его, и пришлось оставить темноволосую красотку, которая была посвежее остальных.
Как, во имя всего святого, ему стойко держаться, если Медлин отыскала его в кабинете? Ему казалось, что там он в безопасности. Он не заходил в комнаты Лиз и даже в гостиную, держался особняком, как и пообещал самому себе, но Медлин открыла дверь и вошла в кабинет, словно посланная ему сверху. Он хотел отослать ее прочь, но она заговорила и даже попросила показать ей, как ведут себя повесы. Видит бог: он, простой смертный, пытался из всех сил противостоять искушению, но если оно выглядит и говорит, как Медлин, как прикажете ему сопротивляться?
– Повеса мог бы сначала сделать так.
Он наклонился над ней, и она уперлась ягодицами в стол, схватилась за столешницу обеими рукам и подбодрила его:
– И?..
Джастин закрыл глаза: она станет его погибелью, он знал это, но, по-прежнему не в силах остановиться, наклонился и легко – очень легко – коснулся ее губ своими, потом прошептал:
– Мог бы сделать вот так.
– А что еще? – выдохнула Медди.
– Если он действительно распутник, то проделал бы что-то вроде этого.
Взмахом руки он сбросил все бумаги на пол, поднял ее и, усадив на стол, наклонил так, что ей пришлось обвить руками его шею, потом задрал ей юбки, раздвинул ноги коленом и втиснулся между ними.
Медди ахнула, вцепившись ему в плечи. Ее влажные губы раскрылись, дыхание стало судорожным, и от этих звуков в паху у Джастина стало тесно.
Ее затуманенные желанием глаза, казалось, смотрели ему прямо в душу, и он не мог ничего поделать с собой. Ее руки жили своей жизнью, блуждая у него по бокам, пока он не прижал ее бедра к своим. Поцеловав ее в подбородок, он проложил