– Простите, милорд. Мне казалось, что дома никого нет. Леди Элизабет разрешила мне пользоваться инструментом, пока все семейство на выезде.
– Вы прекрасно играете, – сказал он по-французски.
– Вы очень любезны, – без запинки ответила она на безукоризненном французском, прежде чем откашляться и продолжить: – Я… я думала, что вы уехали в театр вместе с остальными.
– Я не люблю театр.
Она подобрала юбки и ринулась к выходу:
– Прошу прощения, мне нельзя тут оставаться. Я просто…
– Пожалуйста, сделайте вид, что меня здесь нет, и поиграйте еще.
Она покачала головой:
– Нет, это нельзя.
Он хмыкнул:
– Полагаю, мы с вами уже не раз нарушили это «нельзя». – Он кивнул на фортепиано. – Прошу вас, поиграйте еще. Это было прелестно.
Она неуверенно вернулась к скамеечке, села, а через несколько мгновений гостиную наполнили волшебные звуки музыки.
Когда отзвучал последний аккорд, Джастин подошел к фортепиано и, опершись на него рукой, спросил:
– Скажите, где простая камеристка могла так научиться играть?
Ее пальцы вспорхнули над клавишами, потом упали, издав какофонию звуков.
– Я… меня научила мама.
Голос у нее был неестественно высокий и даже визгливый, совершенно чужой.
– А ваша речь? Слишком уж правильная и рафинированная для камеристки, не говоря уж о французском.
Медлин, не отрывая взгляда от клавиш, пробубнила:
– Тоже мама. Я… выросла в… приличной семье, милорд.
– А что значит в «приличной»? – уточнил Джастин, прищурившись.
Она сглотнула:
– Я… я однажды чуть замуж не вышла.
Он вскинул брови:
– Вот как?
Это, конечно, ничего не объясняло, но она явно не хотела говорить больше.
– Я хочу извиниться.
– В этом нет необходимости, милорд. Да и за что?
– На сей раз за то, что вчера вечером повел себя фривольно.
Ее губы тронула еле заметная улыбка.
– Как вы сказали, милорд, мы квиты.
– Прошу вас, называйте меня Джастин. Хотя бы когда мы наедине. Как-то странно величать меня по титулу после того, как мы поцеловались… дважды. Не находите?
Она рассмеялась:
– Я слышала, что вы любитель развлечений… разного рода.
Он едва не задохнулся:
– Вот как? И кто вам это сказал?
– Ваша сестра, – с готовностью ответила Медлин.
– Лиз? И откуда, позвольте спросить, ей это известно?
Медлин пожала плечами.
– Ладно, об этом лучше спросить у нее. Итак, у вас была возможность выйти замуж, но вы ею не воспользовались. Почему?
Она не сразу, но все-таки ответила:
– Потому что не было любви.
Джастин прищурился:
– А вы хотите выйти замуж по любви?
Она уверенно кивнула:
– По любви и никак иначе, но сейчас это неважно: все давным-давно прошло. У меня сейчас нет цели выйти замуж, главное – будущее сестры. Я все сделаю для Молли.
– У вас есть сестра? – нахмурился и почему-то удивился Джастин. – Она тоже камеристка?
Медлин покачала головой.
– И где же она?
– Живет в деревне, в Девоне, пока что у… знакомых. Я тоже там жила, после того как умер наш отец, и… – Она откашлялась. – …все изменилось.
Джастин кивнул. Возможно, их отец был азартным игроком, умер и оставил их без средств к существованию. Вот им и пришлось полагаться на доброту знакомых. Незавидное положение, но не столь уж редкое среди дворянства.
– Я приехала в Лондон работать, чтобы посылать деньги Молли, – продолжила Медлин.
– Вы решили принести себя в жертву ради сестры.
– У меня просто не было выбора, – возразила Медди. – Я сделала лишь то, что требовалось, и это вовсе не жертва, поскольку я все разрушила сама из-за собственной самонадеянности.
– Самонадеянности? – нахмурился Джастин.
– Да, непомерной. С моей стороны было слишком самонадеянно думать, что смогу в роли гостьи проникнуть на бал. Я догадывалась, что если об этом узнает леди Генриетта, то не станет ни в чем разбираться, а просто выгонит меня, но все равно решилась. Я думала тогда вовсе не о сестре, а лишь о себе.
Джастин обошел фортепиано и сел на скамеечку рядом с Медлин.
– По-моему, вы чрезмерно строги к себе.
Она покачала головой и повернулась к нему.
– Рада, что вы так думаете. Однако ответьте мне на один вопрос, лорд Уитморленд: если бы леди Элизабет узнала, что я надела ее вещи, чтобы попасть на бал и потанцевать, разве вы не поступили бы так же – не выгнали меня?
Джастин хмыкнул:
– Думаю, Лиз бы мне не позволила.
– Это лишь оттого, что она знает мою историю, а кроме того, прошу меня простить, миледи немного… не такая, как все.
– Уверен, что Лиз восприняла бы ваши слова как комплимент! – рассмеялся Джастин.
Медлин тоже улыбнулась:
– Хорошо, если так.
– Вы все подметили правильно, хотя, если говорить о не таких, как все, не думаю, что знал камеристку, которой пришло бы в голову пробраться на бал в одежде хозяйки.
Медлин кивнула:
– Мне просто хотелось почувствовать, как это – быть гостьей. Хотя бы раз, всего на один вечер.
Он подался к ней, вдыхая еле уловимый аромат сирени, и прошептал:
– И это все, на что вы надеялись?
Ее щеки опять очаровательно порозовели.
– Да, только я мечтала о платье цвета лаванды. В руках у меня была веточка сирени. Мы танцуем, а потом джентльмен приглашает меня на балкон, где признается в любви и делает мне предложение, потому что жить без меня не может. – Она покачала головой и хмыкнула. – Конечно, это всего лишь фантазии.
– Мечтать не так уж и плохо, – тихо заметил Джастин.
Ему опять захотелось ее поцеловать. Отчаянно захотелось. Черт, черт, черт! У него были такие благородные намерения, но за несколько минут рядом с ней они обратились в прах. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы отвести от нее взгляд, торопливо встать и вытереть руки о штаны.
Оказавшись в нескольких шагах от источника искушения, он покачал головой, откашлялся и объявил:
– Мне нужно идти.
– Ой, вы уходите?
Ему показалось, или на ее лице промелькнуло разочарование? Или он выдает желаемое за действительное?
Он резко повернулся, чтобы ее вид не искушал его еще больше.
– Да, я поеду… в клуб. Я… э-э-э… оставайтесь тут и играйте на фортепиано, сколько хотите. И вообще приходите поиграть, когда вам захочется.
Он вышел из гостиной, приказав себе не оглядываться, чтобы не видеть ее такой ранимой. Ему нужно на волю, и поскорее. Нельзя проводить вечера за разговорами с камеристкой, прислугой, и мечтать ее поцеловать, а желать… куда большего. Это безумие, полное и абсолютное безумие. Из этого не получится ничего хорошего. Она не просто камеристка, что само по себе означало, что ей запрещено выходить с ним за пределы дозволенного,