Медди опасливо подошла к кровати и села рядом с хозяйкой. Генриетта никогда не приглашала ее сесть и поговорить. За последние четыре года ей вообще не с кем было словом перемолвиться, кроме Энн.
– Вы сказали, что тоже должны были дебютировать в свете, – напомнила Элизабет. – Что вы имели в виду?
Медди глубоко вздохнула:
– Я повторюсь, если еще раз напомню про ваше обещание никому ничего не говорить. Прошу прощения…
– Даю слово, – важно кивнула Элизабет.
Медди отчего-то не сомневалась, что ее тайны останутся между ней и этой здравомыслящей девушкой. С глубоким вздохом, словно перед прыжком в холодную воду, она призналась:
– Мой отец был бароном.
У Элизабет глаза полезли на лоб, но она справилась с эмоциями и промолчала.
– Мне было восемнадцать лет, когда он умер. Я отказалась выйти замуж за мерзкого старикашку кузена, унаследовавшего титул, и тот выгнал нас с сестрой на улицу.
– О боже! – ахнула Элизабет, положила теплую ладонь на ледяные пальцы Медди и ободряюще пожала.
– Мне пришлось уехать в Лондон, чтобы найти работу. Каждый фартинг я отсылаю сестре Молли для оплаты проживания и питания: ее приютила миссис Галифакс, наша бывшая домоправительница.
– Ах как мне вас жаль! – воскликнула Элизабет.
– Сейчас выяснилось, что я приняла неправильное решение и из-за него пострадала Молли. Я очень люблю сестру, на все для нее готова, но не могу выходить замуж без любви, и теперь кузен надумал жениться на Молли.
– Медлин, вы кажетесь мне очень умной и заботливой, – заметила Элизабет. – Вашей сестре чрезвычайно повезло, что у нее есть вы.
Медди встала и тяжело вздохнула. Леди Элизабет сказала ей добрые слова, но в глубине души она чувствовала свою вину перед сестрой. И все же, несмотря на это, она ощутила странную свободу, решившись поделиться своей тайной хоть с кем-нибудь. Ей давно не было так легко.
– Если я вам больше не нужна, позвольте мне уйти.
– Всего один вопрос, – задержала ее Элизабет. – Обещаю: ответ не узнает ни одна живая душа.
– Спрашивайте.
– Вы сказали только о танце, но ведь был еще и поцелуй?
Темные глаза Элизабет прямо-таки сверкали от любопытства.
У Медди опять запылали щеки, и она прикрыла их ладонями.
– О, простите! Я слишком назойлива. Судя по всему, ответ, вероятно, положительный, так что не стану просить, чтобы вы это произнесли.
– Спасибо, миледи, – выдохнула Медди, с благодарностью посмотрев на хозяйку.
– Но все же кое-что о Джастине вам нужно знать, – добавила Элизабет. – Мой брат очень любит свободу и женщин меняет как перчатки, а уж под венец его на аркане не затащишь.
Глава 18
Джастин провел бо`льшую часть ночи так же, как и остаток прошлого вечера: костерил себя почем зря. Ну как можно было так расслабиться? Он ведь ее работодатель, в конце концов. Какого черта себе позволяет? Сначала поцеловал ее, а потом сбежал, как последний трус.
Вчера, пытаясь избавиться от чувства вины, он опрокинул несколько бокалов виски и, наконец, лег в постель, но проворочался почти до утра, пока не забылся тревожным сном.
Пробуждение почти не избавило его от раздражительности. Какой смысл врать самому себе, что на второй этаж он поднялся по любой другой причине, но вовсе не из-за Медлин? Он вчера весь день твердил себе, что будет держаться от нее подальше, чтобы она безо всяких помех могла исполнять обязанности камеристки Лиз, а сам при первой же возможности потащился ее разыскивать. А потом еще и поцеловал. Какая низость!
Возможно, маркиз выразил искреннее сожаление по поводу своей роли в увольнении Медлин с прежнего места работы, но теперь придется еще раз перед ней извиниться. Самое ужасное, что Джастин нисколько не сожалеет об этом, хоть и чувствует себя виноватым: он же не чудовище. Но тот поцелуй был каким-то особенным, раньше он такого никогда не испытывал. Как только он коснулся Медлин, его тело охватила всепоглощающая похоть, а когда она попыталась ему ответить, кровь так ударила в голову, что Джастин едва не оглох. От ее улыбки и милых привычек – например, прикусывать губу, – он едва не терял самообладание. Ему так хотелось продолжить: положить руку на грудь, задрать юбки, повалить на кровать и навалиться на ее мягкое своим твердым телом. Даже теперь, снедаемый чувством вины и раскаяния, Джастин хотел повторить, и не только.
Надо быть полным ослом, чтобы приставать к камеристке сестры. Возможно, она и чувствовала вину за то, что пробралась на бал под видом гостьи, но ему ни разу не солгала. Это он думал-гадал, пытаясь понять, кто она, и никогда не слышал, что она дебютантка.
Вот какой он распутник! Если бы матушка знала, что он натворил, то вышвырнула бы его из дому, пусть и его собственного. И он этого заслуживал. Может, и правда уйти? Он мог бы пожить у Эджфилда или в клубе. Вот только как объяснить это решение семье? Что ему пришлось бежать из собственного дома из-за непреодолимого влечения к камеристке сестры?
Джастин понял, что ему просто нужна женщина. Слишком долго он обходился без них и чувствовал себя застоявшимся жеребцом. Сегодня же он посетит свой любимый притон и проведет ночь с опытной безотказной дамой. Это решит все его проблемы.
После того как все домашние вместе с Вероникой и Эджфилдом уехали в театр, Джастин слонялся по пустому дому. Он тоже уедет, но несколько позже. Сейчас он был в доме один, но не собирался повторять свои ошибки. Он не пойдет на второй этаж, как было прошлым вечером, когда он поддался минутному помешательству. Пока он находится на первом или третьем этаже, к которым привык, ему ничто не угрожает. И Медлин тоже.
Сейчас он выпьет стаканчик у себя в кабинете, прежде чем начнет одеваться для вечернего выхода. Спускаясь по винтовой мраморной лестнице на первый этаж, он услышал звуки фортепиано и нахмурился. Разве Джессика дома? Нет: он видел, как все они уехали меньше часа назад. А Элизабет и вовсе никогда не садилась за инструмент.
Вместо того чтобы идти к себе в кабинет, он направился в гостиную и, приоткрыв дверь, увидел перед фортепиано на черной деревянной скамеечке Медлин. Ее тонкие пальчики грациозно порхали по клавишам, умело извлекая завораживающую мелодию.
От неожиданности с его губ слетело ее имя, и, обернувшись, она ахнула.
– Простите, я не хотел вас напугать, – сказал Джастин, входя в комнату.
Она тут же поднялась со