С Игмора тоже сняли личину, стало видно усталое лицо с заметной ссадиной на лбу, куда попало древко Берова копья.
– Вы два подлых щенка, – буркнул им Игмор. – Вдвоем наседать на одного – это подло и бесчестно.
– Ты тоже был вдвоем, – бросил ему Торлейв.
– Кто это был? – спросил Бер.
Агнер снял личину с трупа «Кощейки». Торлейв, поднявшись на ноги, протянул руку Беру – дескать, вставай, – и подошел.
– Мы его знаем, – сказал Агнер.
– Да, – подтвердил Торлейв. – Это Унезор, сын того… не помню. С Ловати. Я с ним дрался на прялках, помнишь, я рассказывал. Видно, ему показалось мало. Да… – сказал он, обращаясь к мертвецу. – Это тебе не девок пугать, дохлой лошадью нарядившись.
– Он вмешался после тебя. – Игмор глянул на Бера.
– Разве? – выразительно удивился тот. – А мне казалось, он сначала выбежал из ворот, а потом уж я метнул копье. А тебе, Тови?
– Я в это время смотрел в Навь и больше ничего не видел. Но вполне допускаю. Этот мелкий черт всю зиму искал случая меня задеть. Кажется, он так и не понял, что я вовсе не собираюсь жениться на той… как ее… на Рагноре.
– А вы что скажете? – Бер посмотрел на Орлеца с Илисаром. – Кто первым влез в поединок – он или я?
Те в недоумении переглянулись, но недавно виденное уже отчасти смешалось в памяти.
– Едва ли мы сможем уверенно это утверждать, – сдержанно заметил Агнер, хотя он-то все помнил точно. – Все случилось слишком быстро.
– А ты, Доброван? – Торлейв по-славянски повторил вопрос, но Доброван в недоумении опешил.
– Да вроде… вроде он первый… – Старейшина кивнул на «Кощейку». – Выскочил, как черт из-под земли…
– Болтайте, да, – угрюмо сказал Игмор. – На это вы ловки. Но я-то знаю: ты, бабкин внук, первым вмешался. И Крас подтвердит. Увижу князя – все ему расскажу, какие у него братья бесчестные щенки.
– Ага, расскажи, – одобрил Торлейв. – Расскажи Святославу, Эльге тоже, как ты пытался убить ее племянника, который пообещал тебя не убивать!
– Вы не оговорили, что я тоже должен сохранить тебе жизнь!
– Это да, это мы с тобой дураки! – Бер кивнул Торлейву.
– А ты понял это как разрешение? Ну и кто после этого бесчестный пес?
– Ты, хабиби, тоже дрался против двоих противников в один и тот же миг. – Агнер кивнул на тело Унезора. – Этим, я считаю, ты искупил то бесчестье, если твой брат все же вмешался первым.
– Да что там разбирать! – сказал Доброван, по лицам и жестам отчасти понимая, о чем идет речь. – Чудище этакое одолеть… Всему нашему племени вы такое добро сотворили… На волка бешеного, что ли, теперь в одиночку непременно выходить? Он, как у девкиного горла нож держал, за бесчестье себе не счел.
Только сейчас Торлейв пришел в себя настолько, что вспомнил о Дединке. Она ведь все еще томится где-то там, в Кощеевой твердыне. Он переревел взгляд на вал – и увидел ее. Дединка стояла у самого воротного проема, не сводя с них глаз, но не решалась подойти к мужчинам. Улыбнувшись ей отчасти виновато, Торлейв направился к воротам.
К тому времени как он достиг проема, Дединка спустилась с вала и встретила его там. Торлейв обнял ее, и она крепко обхватила его за шею. Прижавшись щекой к щеке, они стояли, ощущая свою близость как чудо, на какое никто из них почти не надеялся, и не находили слов. В Свинческе они оба считали свою неприметно возникшую дружбу чем-то случайным, невозможным, что рассеется как сон, едва они разойдутся – что неизбежно – каждый в свою сторону. Но именно то, из-за чего они расстались, сделало неизбежной эту встречу. А возникшая связь так окрепла, что стала неразрывной.
– Я должен Игмору спасибо сказать, – наконец проговорил Торлейв ей на ухо. – Если бы не это чучело, мне пришлось бы догонять тебя на полпути в Хазарию. Они тебе что-нибудь сделали? Если да, то еще не поздно сделать из них парочку «кровавых орлов».
– Они ничего, только он один раз хотел меня убить. – Дединка не поняла этого обещания полностью, что и к лучшему. – Когда наши былемиричи хотели твержу[836] взять.
– Ну что? – Торлейв несколько отодвинулся, чтобы взглянуть ей в лицо, держа за плечи.
И снова он пришел в непонятный восторг при виде этих глаз – вровень с его собственными. При свете дня он ясно видел в ее серых глазах золотистые искры вокруг зрачка, и от восхищения позабыл на миг, о чем начал говорить. Он правду сказал Беру: это худое, продолговатое, скуластое лицо вовсе не красиво, но почему-то это лишь усиливало его влечение к ней – как намек, что в этой несуразно рослой деве скрыты силы, перед которыми внешняя краса ничего не стоит.
– Ты хочешь выйти за кагана? Царицей стать – то есть каганшей?
– Смеешься ты!
Дединка сама засмеялась этому нелепому предположению, и от ее низкого голоса, хрипловатого смеха у него внутри прошла приятная дрожь, и потянуло засмеяться в ответ, будто и не он вот только что дважды избежал верной смерти. А может, как раз поэтому.
Он перепрыгнул эту яму, и теперь перед ним снова расстилалась неоглядно долгая жизнь и все те радости, какие она могла принести.
– Я – каганшей? Да как меня отослали с обозом, думала, лучше бы мне умереть, чем в такую даль ехать…
– А со мной поедешь?
– Куда?
– В Киев. Или хочешь со своими чурами на весь век остаться?
Говоря это, Торлейв почувствовал разочарование потери, будто терял то, что уже принадлежало ему.
– С тобой – поеду, – без колебаний прошептала Дединка. – Что мне в тех чурах – это же они меня к кагану проводили.
– Я женюсь на тебе. Раз уже ты – главная невеста этих краев, своим подвигом я это заслужил. Ты согласна?
– Поневоле приходится. – Дединка вздохнула в притворной печали. – Никто другой меня здесь и не возьмет…
– Почему же?
– Ну… Вуй Доброван же видит. – Дединка бросила беглый взгляд за ворота.
– И что он такое видит?
– Как меня целует чужой мужчина, да еще и рус.
– Я еще не…
Торлейв не успел закончить, как обнаружил, что целует ее – или она его. Уже не разобрать…
* * *
Возвращение в Былемирь вышло торжественным и победоносным