–Не похоже, чтобы вы, несмотря на возраст, чего-то боялись.
–Есть кое-что, чего я боюсь, – признался другой. – Продолжать погружаться в гниль этого отвратительного ремесла. Когда я бродил по горам, выискивая следы, я чувствовал себя как охотничья собака, которую продали в публичный дом. Иногда мне приходилось копаться в экскрементах, чтобы узнать, насколько далеко убежал беглец, и уверяю вас, в такие моменты меня охватывало почти непреодолимое желание достать оружие и пустить себе пулю в лоб.
–Сейчас у вас есть возможность сменить занятие. Присоединяйтесь к нам.
Его собеседник выглядел озадаченным, вернулся и сел рядом, спросив, как будто не веря своим ушам:
–Вы предлагаете мне перестать быть охотником за рабами и в одночасье стать их освободителем? Понимаете ли вы всю абсурдность вашего предложения?
–Более абсурдно, на мой взгляд, что английский джентльмен бродит по горам, копаясь в дерьме.
–В ваших словах есть доля правды.
–Так что?
Вопрос остался висеть в воздухе, поскольку, не решившись ответить, рыжий с выдающейся челюстью направился к своему коню, который ждал на другом конце поляны, вскочил на него без видимого усилия и на прощание лишь заметил:
–Я вас проинформирую.
Он исчез в кустарнике так, словно его чёрная кобыла обладала способностью проходить сквозь самую густую чащу, не потревожив ни единой ветки. А Мигель Эредиа ещё несколько минут оставался на месте, прежде чем решился прочитать короткую молитву за душу покойного капитана Тирадентеса.
Когда он приблизился к порогу дома, его дочь выбежала ему навстречу, звонко поцеловав в щёку и радостно воскликнув:
–У нас есть корабль!
–Ты уверена?
–Де Грааф сообщил мне своё предложение, и я его приняла. – Она триумфально показала чёрный дырявый флаг, который прятала за спиной. – Он прислал его мне, чтобы я сшила из него подушку.
–Хотел бы я сказать, что так же счастлив, как и ты, но я совсем не уверен. По-прежнему считаю это безумием.
–Когда Себастьян был жив, ты думал иначе: тогда тебе это казалось великолепной идеей.
–Себастьян был моряком; настоящим капитаном, способным держать в узде целую команду бывалых пиратов или вести свой корабль туда, куда нужно, без малейших колебаний… Но что ты знаешь о морском деле? И как мы найдём хорошего капитана или хотя бы штурмана, который не разобьёт нас о скалы в первый же переход?
В ответ девушка подошла к огромному комоду, занимавшему почти всю стену в глубине комнаты, открыла один из ящиков, показав, что он набит изумрудами.
–Вот с этим! – ответила она. – И с кредитными письмами и всем золотом, которое мы закопали вокруг. Мы богаты, отец. Невероятно богаты! И первое, чему я научилась ещё в детстве – с деньгами можно купить всё, что пожелаешь. Помни, что даже моя мать продала себя.
–Я никогда не хотел об этом помнить и жалею, что ты так упорно напоминаешь. Твоя мать продала себя, но не все такие.
–Это ещё предстоит доказать, – отрезала она. – А пока мне нужно купить хороших моряков.
В то время на Ямайке не было недостатка в хороших моряках, и стоило лишь разнестись слуху, что роскошный галеон Лорана де Граафа обзавёлся новым владельцем и ищет команду, как на пляже собрались десятки людей, дожидаясь разрешения подняться на борт.
Однако их удивлению не было предела, когда, переступив порог огромной капитанской каюты – которую предыдущий владелец обставил с таким вкусом, что это больше напоминало роскошный парижский бордель, чем пиратский корабль – они сталкивались с фактом, что на гигантском кресле из чёрного дерева и слоновой кости, украшенном фигурами полуобнажённых нимф, сидела привлекательная девушка с огромными проницательными глазами и суровым выражением лица, ставшая известной тем, что смогла извлечь из полузатонувшего судна невероятное богатство в виде огромных серебряных слитков.
Селеста Эредиа, по правую руку от которой обычно сидел её отец, а по левую иногда Гаспар Ройтер, лишь жестом предлагала новоприбывшему сесть на стул по другую сторону широкого стола и, немного понаблюдав за ним в тишине, обычно начинала расспрашивать о его прошлой деятельности.
– Всё, что ты скажешь, никогда не выйдет за пределы этой комнаты, – сразу же уточнила она. – Но будь уверен: если ты солжёшь, и я это обнаружу, ты будешь висеть на грот-мачте, как только мы выйдем в открытое море. Ты меня понял?
– Понял, сеньора.
– В таком случае хорошенько обдумай свои ответы, – добавила она. – Ты когда-нибудь плавал на пиратском, корсарском, работорговом или флибустьерском корабле?
– Да, сеньора.
– В таком случае, можешь идти.
Если же ответ был отрицательным, допрос продолжался ещё долго, и, после того как она делала быстрые записи в толстой тетради, всех отпускала с одними и теми же словами:
– Через неделю узнаешь, был ли ты отобран.
Обычная церемония заметно изменилась лишь в тот день, когда к ней явился крошечный человечек, чей мощный голос крайне странно контрастировал с его хрупким видом. Он с абсолютной естественностью заявил, что, несмотря на то, что последние три года занимался не слишком почтенной профессией шулера, его настоящей профессией был пост капитана венецианского флота.
– Почему вы оставили море?
– Потому что, прибыв в Порт-Ройал, я понял, что это мой настоящий мир. – Он сделал короткую паузу. – Но Порт-Ройала больше не существует.
– Вы дезертировали?
– Это не совсем точное слово, сеньора. Когда капитан считает себя слишком больным, чтобы исполнять свои обязанности, его привилегией является добровольная передача командования старшему помощнику. Именно это я и сделал.
– И чем же вы болели?
– Азартными играми. Я был одержим ими.
– А теперь?
– Азартные игры одерживают, когда есть шанс выиграть или проиграть. Но когда ты становишься профессионалом и понимаешь, что в долгосрочной перспективе всегда выигрываешь, это начинает наскучивать.
– Сохранили ли вы способность командовать?
– Уверен в этом. – Человечек сделал небольшую паузу. – На самом деле я абсолютно уверен. Однако предупреждаю вас: я капитан жёсткий и требовательный. На моём корабле дисциплина была столь же железной, как на любом венецианском судне. Даже больше, могу добавить.
– Вы ходили вдоль африканских берегов?
– Я плавал по всем побережьям и морям мира, но признаю: что касается Карибского моря, мне не помешал бы хороший лоцман.
Как только он покинул каюту, Селесте Эредиа поочерёдно взглянула на своего отца и на Гаспара Рейтера.
– Что скажете? – поинтересовалась она.
– Кажется, он подходящий человек, – признал англичанин. – Если он хотя бы наполовину такой хороший