– Он мошенничает?
– В Порт-Ройале каждого, кто жульничал, зарывали по шею в песок на пляже, чтобы его съели крабы. А он до сих пор жив.
– Возможно, это просто доказывает, что он умнее других шулеров.
– Это плюс в его пользу, – признал Мигель Эредиа. – Достаточно запретить азартные игры на борту, и проблема исчезнет.
– Экипажу нужны игры, – заметила его дочь. – Часто это их единственное развлечение. Лучше всего, что я могу предложить, – это запретить их среди офицеров.
– Вы запретите и ром?
Девушка с головы до ног оглядела англичанина, задавшего этот вопрос.
– Это вас беспокоит?
– Зачем отрицать? Хороший кувшин рома на закате помогает скрасить ночную тьму.
– Но он затуманивает рассудок. Мой брат учил меня, что на борту всегда должен быть запас рома, но раздавать его стоит лишь по особым случаям. – Она сделала паузу. – Хорошо! Согласны, что этот малый может быть тем капитаном, который нам нужен. Кстати, как его зовут?
– Буэнарриво. Арриго Буэнарриво.
– Буэнарриво? – удивилась Селесте Эредиа. – Вы шутите? Капитан корабля с именем Буэнарриво? Несомненно, он был рождён предопределённым.
– Насколько я знаю, он принадлежит к старинному роду венецианских моряков, но на острове его больше знают по прозвищу Тресрейес.
– И почему?
– Потому что однажды он выиграл целый бордель с более чем двадцатью девушками, собрав три короля подряд.
Час спустя, оставшись наедине с дочерью, Мигель Эредиа не мог удержаться от жалоб.
– Как ты можешь думать о том, чтобы собрать команду из охотников за рабами, шулеров, владельцев борделей и всего того сброда, который мир выбросил в самый греховный город на свете? Это безумие!
– Я была бы безумной, если бы пыталась нанять писцов, семинаристов или честных отцов семейства, – заметила Селесте. – Я делаю всё возможное, чтобы выбрать лучшее из этого мусора, но чудес от меня ждать не стоит. Это те материалы, которые у меня есть, чтобы сплести мою корзину.
– И зачем тебе эта корзина?
В ответ его дочь взяла его за руку и подвела к гигантскому кормовому окну, кивком головы указывая на полсотни чернокожих, которые изнурённо расчищали развалины старого Порт-Ройала под палящим солнцем.
– Вот зачем! – сказала она. – Я хочу, чтобы однажды эти несчастные имели право находиться в тени в полдень. Это несправедливо! – добавила она. – Несправедливо, что их заставляют плавиться на солнце, пока мы просто смотрим на них.
– Если они так тебя волнуют, купи их и отпусти на свободу.
– Даже у меня нет столько денег, чтобы выкупить всех рабов на этом острове, – заметила девушка. – И даже если бы они у меня были, на следующий день привезли бы ещё и ещё, потому что пока есть те, кто покупает, найдутся и те, кто продаёт. Нет! – уверенно продолжила она. – Проблему работорговли нельзя решить в месте назначения. Она решается в месте её происхождения.
– Я тебя понимаю, дочь, – ответил человек, которого с каждым днём всё больше подавляла тяжесть происходящего. – Понимаю твои намерения и восхищаюсь твоей решимостью, но меня тревожит масштаб задачи, которую ты решила взвалить на себя. Ты ведь всё ещё почти ребёнок!
–Слава Богу! —воскликнула она, садясь на край огромной кровати, которую любострастный Де Грааф делил порой сразу с тремя или четырьмя любовницами. – Если бы это было не так, мне бы и в голову не пришло снаряжать этот корабль. Но не беспокойся: быть молодой не значит быть безрассудной. Я тщательно обдумываю каждый шаг.
–Ты не слишком долго раздумывала, когда повесила капитана Тирадентеса, – заметил её отец. – Я всё ещё считаю, что его смерть была бесполезной.
–Часто жизни оказываются бесполезными, а не смерти. Я не думаю, что этот подлец когда-либо принёс кому-то хоть что-то хорошее.
Она поднялась с кровати, подошла к окну, снова взглянула на море, раскинувшееся за узкой полоской земли, где когда-то стоял Порт-Ройал, и, не оборачиваясь к отцу, сказала:
–Пора тебе серьёзно задуматься, готов ли ты помочь мне безоговорочно, или же у тебя остаются сомнения по поводу моих намерений. Я знаю, что это будет трудная война, и надежд на победу нет, но я всё равно её начну. Как говорил брат Ансельмо: «Важно не достичь Бога, а двигаться к Его свету». – Теперь она села на подоконник, и, обрамлённая небом и морем за спиной, с её детским лицом и ногами, болтавшими в воздухе, она выглядела скорее озорной девчонкой, обсуждающей весёлый пикник, чем решительной женщиной, готовящейся начать безумный крестовый поход. – Тебе следовало бы знать брата Ансельмо, – прошептала она почти неслышно. – Тебе стоило слушать его так, как слушала я все эти годы, чтобы понять, что эти бедные создания – такие же дети Господа, как и мы, и у них есть бессмертная душа, достойная спасения не меньше, чем наша.
–Может быть, ты права, – признал Мигель Эредиа, несколько озадаченный новым поворотом разговора. – Я никогда не задумывался об этом серьёзно, но не стану отрицать, что у них может быть бессмертная душа, если тебе так угодно. Но я не приемлю того, что, говоря о брате Ансельмо и Боге, ты вешаешь человека.
–Смерть этого негодяя не имеет к этому никакого отношения, – ответила она. – Это была простая месть, и если однажды Господь потребует от меня ответа, я за это отвечу. Но теперь та боль и ярость утихли, и важно только будущее.
–Какое будущее? Я не вижу в этом ни малейшего будущего.
–Как это не видишь? – почти возмутилась она. – Каждый человек, спасённый от рабства, уже сам по себе – будущее. Не наше, конечно, но их. И каждый раз, когда чёрный обретает свободу, другие понимают, что свобода возможна, и тоже начинают за неё бороться. Кто-то должен начать делать больше, чем просто говорить, и чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь, что, возможно, Господь избрал меня для этой задачи.
–Святые небеса! Да ты просто фанатичка, – притворно ужаснулся её отец. – Так вот что ты хочешь: стать фанатичкой, озарённой Светом Господа, готовой взяться за оружие?
–Есть большая разница между тем, чтобы быть «фанатичкой» и тем, чтобы бездействовать, – обиженно поправила его дочь. – Для брата Ансельмо отец Лас Касас был фанатиком, который в итоге принёс больше вреда, чем пользы своими призывами в защиту индейцев, но он предпочитал его тысячам священников, которые молча и соучастливо принимают бесконечные бесчинства, творящиеся ежедневно с чёрными, индейцами и метисами. Если я