Постучавшись для приличия, поздоровался и спросил:
— Николай Викентьевич, нескромный вопрос — а что здесь господин Виноградов делает? Неужели пришел обратно на службу проситься?
— Угадали, — кивнул Лентовский. — Что-то у него там на шлюзах не получилось, не сработался, просится, чтобы взяли обратно. Согласен ехать судебным приставом хоть в Кириллов, хоть в Устюжну.
— И морде не стыдно? — хмыкнул я, вспоминая золотой портсигар, который господин Виноградов украл у собственного начальника.
Господин действительный статский советник вздохнул, дернул плечом. Жалко, что мы эполеты не носим — тогда бы эффектнее вышло.
— Говорит — все понял, больше не повторится. Христос заповедовал врагов прощать, а он разве враг? По службе нареканий не было, взяток не брал. Опять-таки — дочку надо учить. А я, по правде-то говоря, проявил слабину. У меня сейчас вакансий нет, но в Тихвине должность судебного следователя свободна. Округ не наш, но судебная палата у нас одна. Опыт у Виноградова большой, может, еще и послужит. Формуляр чистый, напишет прошение, думаю, что возьмут. Протекцию я ему оказывать не стану, но и пакостить не буду.
Что ж, может, и взялся человек за ум, не станет больше подворовывать. Надежды, конечно, слабые, но теперь это не мое дело. В конце концов, Лентовский генерал, а генералам виднее.
— Николай Викентьевич, если не сложно — посмотрите отчет, — попросил я, выкладывая на стол начальника свои листочки.
Его Превосходительство скользнул взглядом по моим бумажкам, кивнул, потом сказал:
— Все хорошо, но следует указать, что вы проводите — то есть, проводили встречи с представителями городской думы и земской управы, на которых высказывались о неукоснительном соблюдении законности органами местного самоуправления.
— А я проводил? — слегка оторопел я.
— Конечно, — с удивлением поднял на меня очи наш генерал. — Я же вас сам на собрание посылал. Разве забыли? Вы выступали перед земцами, и перед думцами. И выступали не как частное лицо, а как исполняющий обязанности товарища прокурора. А тесть говорил, что господин Чернавский обращал внимание присутствующих на необходимость соблюдать законы Российской империи. В обязанности прокурора, кстати, и это входит, вы здесь все верно угадали. Так что — непременно впишите.
Я покивал и вышел из кабинета. Раз генерал сказал, что призывал к соблюдению законности, значит, так оно и есть. Пока шел к себе, вспомнил, что рекомендовал земцам обзавестись юристом, чтобы впредь они не лезли в такие дела, вроде строительства железных дорог, решение о которых принимает государь. Но это, вроде бы, само-собой разумеющееся. Вишь, сам-то уже забыл, а Милютин помнит.
Склероз надо лечить. Сахара что ли побольше есть? Или рыбы? Приду домой — скажу кухарке, чтобы рыбу почаще готовила. И жареную, и на пару. И еще какую-нибудь.
Времени семь, можно домой идти. Надеюсь, Анька всех гостей выпроводила? Мы точное время не обговаривали, но должна сама догадаться, что Иван придет усталый, а ему толпа шумных девчонок совсем ни к чему.
Собрал бумаги, аккуратно уложил в стол, оделся, спустился вниз. Исполнил ритуал со служителем, понял, что никто меня нынче не ожидает, не караулит.
На всякий случай сделал крюк — а вдруг девчонки еще не разошлись? Но не бродить же мне вечно? Что за дела? Когда толкнул калитку, понял, что празднество в самом разгаре. Не скажу, что дом содрогался, но слышно, что внутри отплясывает не меньше десятка ног. Они что, канкан там танцуют? Нет, канкан бы провинциальные гимназистки плясать не стали, да его, вроде, еще не придумали. Скорее всего — кадриль отплясывают. Танец, хоть и считается простонародным, но пока в моде. Да, а как гимназистки танцам учатся — вальсу там, танго, где требуется партнер? Ах ты, какое танго? Танго еще не скоро появится, да и танец не слишком приличный.
— Ме-а, — вякнула из сарайки Манька. Я ее настроение по голосу узнаю — грустненькая.
Открыл двери — по осеннему времени темновато, но два зеленых глаза в кормушке углядел. Понятное дело — старый друг явился проведать. Нет, отыскал укрытие у подруги.
— Кузя, ты от девчонок сбежал? — догадался я.
— Ме-ее-е, — ответила коза за своего младшего друга, подтверждая мои опасения.
Я Кузьму понимаю. Котик, конечно любит, когда его гладят, но восемь — или, сколько там? девчонок — загладят и залюбят так, что кто угодно удерет.
Мне тоже расхотелось входить в собственный дом. Не то, чтобы опасался, что и меня «загладят», но все равно, лучше бы держаться подальше. Был бы я лет на десять или пятнадцать помоложе, ничем не связан — конечно, рванул бы на тусовку с шестнадцатилетними девчонками. А так, слишком старый. Может, отправиться к Десятовым, к Леночке? Но меня там нынче не ждут, а невесте нужно хоть изредка к собственным урокам готовиться. И есть хочется. Гимназистки уже все слопали или мне что-то оставили?
А может — пойти в гости к Абрютиным? Скажу, что форс-мажор, кормите лучшего друга семьи.
Эх, не успел.
— Иван Александрович, а мы вас уже заждались, — высунулось из дверей существо в гимназической форме, да еще в белом фартуке. Кажется, она как-то к Аньке в гости приходила.
Из распахнутой двери донеслись звуки песни. Ишь, про гимназистку шестого класса поют. Нет, определенно барышни приняли. Много ли им надо? Сбегу.
А следом высунулась Анька. Эта уже в обычной юбке и блузке — имеет право.
— Ваня, мы тебя ждем. В окошко смотрим — все глаза проглядели. Не удирай!
Сказала с такой интонацией — мол, догоним! И ведь догонят, мартышки. Представив, как бегу по улице, а меня преследуют гимназистки — содрогнулся.
— Да я и не собирался. Я, вообще-то, в собственный дом иду. То есть — в наш дом.
— Тогда заходи, не стой, словно незваный гость. Чего возле сарайки-то встал? У Маньки уже один постоялец есть, тебе места не хватит.
В прихожей все завалено маленькими калошами, вешалка не вмещала девчачьи пальтишки.
— Давай, я к себе унесу, — ухватила мою шинель Анька. — Проходи, поужинаешь, потом станем чай пить. Правда, мы с девочками уже попили, но еще попьем, за компанию.
Мне бы еще руки помыть, хорошо, что при выходе из суда догадался кое-куда зайти, а то, при девчонках и неудобно. Что-то во мне