— Тридцать три золотника получается! 12 золотников с соли — это четыре копейки, с сахара — 6 золотников, еще восемь, да с муки 15 золотников — еще четыре копейки. Он, кровосос поганый, у меня 16 копеек украл. А кто-то за такие копейки полдня работает.
— Никита Савельевич, ты городское училище заканчивал или школу грамоты? — поинтересовался я, поразившись, что человек проводит в уме такие сложные вычисления. Вон, я до сих пор цен толком не помню, а уж высчитать с такой точностью — вообще слабо. Правда, я и по лавкам почти не хожу, откуда мне знать? А он и цены знает, и умудряется все вычислять с точностью до золотника.
— Так я ни школ, ни училищ не заканчивал, — вытаращился на меня Никита. — Батька меня грамоте и счету учил. Если неправильно считал, он мне сразу затрещину давал. А рука у моего батьки — царство ему небесное, тяжелая была, похлеще моей.
Вон как. Действенный метод, однако. Может, если бы и меня так учили, то и я бы математику знал? Но лучше таким негуманным способом детей не учить, иначе, вместо приобретенных знаний, заикой станешь.
— Никита, а по-хорошему нельзя было с приказчиком поговорить?
— Как с такими обманщиками по-хорошему? — воскликнул Никита, размахивая руками. — Я ж ему не раз говорил — не обманывай, а он опять гирьки подточенные берет. Таким только по лбу бить, чтобы поняли.
Правая рука парня едва не вошла в соприкосновении с моим лбом, отбил его ладонь чисто автоматически, и попросил:
— Ты, пусть и Никита Кожемяка, но я-то тебе не змей крылатый, а судебный следователь. Зашибешь невзначай…
Коврижных, с неким недоумением посмотрел на свою ладонь, зачем-то ею потряс и хмыкнул:
— Зашибешь вас, как же. Чую, сами кого хошь зашибить можете. — Посмотрев на меня, с интересом спросил: — А вы, господин следователь, откуда про Никиту Кожемяку знаете и про змея?
— Ну, Никита Савельевич, — слегка обиделся я. — Понимаю, что ты человек умный, но отчего других-то считаешь глупее себя?
— Не, господин следователь, я вас глупым не считаю, — слегка смешался Никита. — Просто подумал — а откуда вы мужицкие сказки знаете?
— Почему мужицкие? — пожал я плечами. — Сказки ни мужицкими, ни господскими не бывают, они у нас общие. А про Никиту Кожемяку ученые считают, что это вовсе не сказка, а легенда.
— Да ну, какая это легенда? Легенда, это про монаха, который Череповецкий монастырь основал — мол, лодка на мель села, затмение солнечное настало, а про Кожемяку — сказка. Где это видано, чтобы огромные змеи по небу летали, да чтобы простой мужик такого змея поймал, запряг, и пахать заставил?
Во мне проснулся историк. Вернее — учитель истории, разъясняющий детям, что же такое легенда.
— Никита Савельевич, любая легенда основана на чем-то реальном, настоящем. Кто знает — может, и драконы — огромные змеи, когда-то по небу летали? Или того проще — под змеем подразумевается вражеский отряд, движется он, вытянулся в длину, словно змея, а Никита — простой кожемяка, поднявший народ на борьбу с врагом. А может, он целым князем был? Вначале рассказывали так, как оно было на самом деле, потом забывать стали, от себя дополнять. Тут слово поменяли, там другое вставили, а потом получилось, что не князь с врагами сражается, а простой кожемяка со змеем дерется.
Самое главное теперь — выключить проснувшегося историка, загнать его обратно в спячку. Сложно, но можно.
— Скажи-ка, Никита Савельевич… — сделал я паузу, посмотрел на кожевенника. — Ты замечание приказчику высказал, а он как на это отреагировал?
— Да как он отреагировал? Отпираться стал — дескать, гири у него самые наиточнейшие, хозяин их каждый год в Городской управе сверяет.
— Может, насмехаться над тобой начал? — предположил я. — Или, предположим — матерно тебя послал, в грудь толкнул?
— Нет, господин следователь, врать не стану, такого не было — не матерился, не толкал. Отпирался, паскуда, крестился, а тут я ему прямо в лоб и дал…
М-да… Хороший же парень Никита-Кожемяка. Честный. Даже и чересчур честный. Ну как мне с таким работать? И я хорош. Следователь, который своему обвиняемому (ладно, потенциальному обвиняемому) пытается помочь — навести на нужные мысли и слова. А ведь не впервые со мной такое. И что поделать, если начал симпатизировать парню? Вроде, уже и запаха неприятного не чую. Принюхался. Да и сам не люблю, когда меня обсчитывают. И я сейчас не про здешнюю реальность, а про ту. Или кто-то скажет, что в 21 веке все продавцы честные? Конечно, в большинстве своей народ честный, но попадаются, знаете ли, не очень щепетильные. И я возмущаюсь, но кулаком, а уж тем паче гирей — в лоб никого не бью. Правда, гири в нашей торговле уже лет тридцать, как не используют. Любопытно, а электронные весы можно перепрограммировать так, чтобы они завышали вес? Но тут специалист-компьютерщик нужен.
Но, по большому-то счету, в лоб следовало бить не приказчика, а его хозяина, которому лавка принадлежит. Не может такого быть, чтобы покупателей обвешивали без его ведома. И, не исключено, что по прямому приказу мещанина Самохина. За состояние мер и весов отвечает хозяин, а не наемный работник. В принципе, если хозяев лупить, так и продавцы честнее станут. (Это не следователь сказал, а покупатель).
— Никита Савельевич, а как ты определил, что донце у гирьки сточено? — поинтересовался я. — Мне, скажем, такое не определить.
— А у меня пальцы чувствительные, — ответил кожемяка. Встретив мой удивленный взгляд, пояснил: — У меня, ваше благородие, лапы здоровые, но кожа чувствительная, оттого что я ее кислотой да настойками коры постоянно сжигаю.
Да? Кожа на руках у Никиты темная, почти черная. Не иначе, от красителей да настоек коры. Но я думал, что такая кожа сама «продубилась» и утратила чувствительность.
— А чем вы шкуры обрабатываете? — спросил я. Это не для протокола, а из любопытства. Знаю, что шкуры, прежде чем пустить на производство сапог или курток, как-то выделывают. Но в моем времени для этого используют разные химические вещества, а здесь?
— Ежели, мех нужно сохранить, то вначале мездру киселем овсяным хорошо смазывать, еще можно тестом мягким, а потом мять, — пустился в объяснения Никита.