Художник оглядел кабинет и опять вперил возмущённый взгляд в Дениса.
Тут, на счастье Дениса, зазвонил телефон, и хоть его трель отозвалась в воспалённом мозгу набатом, Денис был рад прервать неприятный разговор.
– Мальков зовёт, – виновато развёл он руками, в душе искренне радуясь возможности выпроводить назойливого художника.
Тот презрительно и недовольно глянул на него, сморщился и подал несколько листов бумаги.
– Тут портрет, сделанный со слов вашего… Митьки, – имя художник даже не произнёс, а брезгливо выплюнул. Потом поднялся и, гордо вскинув голову, вышел из кабинета.
Денис на мгновение прикрыл глаза, когда боль с новой силой вгрызлась в покрытые испариной виски. Говорят, морфин хорошо помогает, но Денис не спешил в царство цветных снов и делирия. Он выдвинул ящик стола, пошарил там рукой и выгреб несколько пакетиков пирамидона. Подумал – и высыпал в рот сразу три порошка. Запил остывшим чифирём и прикрыл глаза снова. Должно подействовать. Пусть ненадолго, но головная боль если не уйдёт, то хотя бы затаится.
Боль отступила, сжалась где-то в районе затылка тёмным колючим шаром, готовая в любой момент вновь выпустить свои лапы-протуберанцы. Как это не вовремя! И ведь выпустит, сука, и в самый неподходящий момент.
Денис устало посмотрел на серый самодельный конверт с рисунками – надо же, как для столичного следователя их непризнанный гений расстарался, аж в конверт рисунки упаковал. Был ли смысл в портрете того убийцы из прошлого? Иванов что-то говорил о сыне. Хм. Конечно, может, и так. Папаша приехал в N-ск, нашёл отпрыска, и… Дальше картинка не рисовалась. Или не нашёл и начал убивать женщин? Денис качнул головой и потянул первый рисунок из конверта, когда дверь вдруг распахнулась и в проёме появился запыхавшийся дежурный:
– Ожаров! Ну ты чего?! Ждут же тебя!
Денис быстро сунул конверт в стол и вышел из кабинета.
У Малькова уже собрались все: и Иванов, глянувший на Дениса с сочувствием, и Никифоров, который недовольно сжал губы и прошёлся по разбитому, словно изжёванному Денису тяжёлым взглядом. Мальков вздохнул и устало потёр красные воспалённые глаза. И Денису стало стыдно. Блин, он же лось здоровый, а раскис со своей барской мигренью. Степан Матвеевич в отцы ему годится, а вон, держится, хотя эти несколько последних суток дались всем очень тяжело.
Денис сжал кулаки, велел чёрному клубку катиться куда подальше, за высокие горы, за синие леса и вслушался, что говорили тут в кабинете. К сожалению, сказать всем было практически нечего. С момента пропажи Окуневой прошли почти сутки, а они по-прежнему тыкались как слепые котята.
Оперативная информация отсутствовала как таковая. Нельзя же за неё считать издевательские записки от проклятого Потрошителя.
– Денис Савельевич, доложите, какие мероприятия провели и с каким успехом? – голос Малькова звучал непривычно тихо и как-то надтреснуто.
Денис было приподнял зад со стула, но начальник устало махнул ему рукой:
– Чего вставать-то, успеем ещё постоять, когда нас за такую беду строгать будут, если Настеньку не найдём.
– К сожалению, похвастаться нечем….
В принципе, тут можно было и остановиться, тем более что Денис считал многословие и переливание из пустого в порожнее не просто бесполезным, а очень вредным занятием. Но протокол проведения совещания требовал определённых условностей. И Денис подробно описал, что именно он и его люди сделали для того, чтобы им похвастаться было нечем.
Один только плюс был от этой пустой болтологии – в душе поднималась здоровая злость, которую Денис очень даже любил и уважал. Она вытесняла все другие чувства, но при этом позволяла держать голову холодной, а мысли – ясными.
После совещания Денис надел свой неизменный тулуп, отправил группу на очередное прочёсывание улиц, а сам взял извозчика и двинул на самую окраину города. Там нашёл небольшой трактир с говорящим названием «Три гвоздя», невесть каким образом не закрытый ещё со времён НЭПа, немного постоял на улице, словно давая рассмотреть себя кому-то в мутные стёкла окон, и толкнул обшарпанную дверь.
Внутри стояло несколько столиков и практически не было посетителей. Лишь официант, которого так и хотелось назвать половым за его белую косоворотку и прилизанные на прямой пробор волосы, небрежно смахивал не совсем чистым полотенцем несуществующие крошки с одного из столиков.
– Чего-с изволите? – наклонил голову в поклоне «половой», но и в голосе, и во всей его позе была видна плохо скрываемая издёвка.
Денис не обратил на неё внимания. Он равнодушно оглядел парня и скупо усмехнулся:
– Не мельтеши, Килька. Веди к Богдану.
Килька насупился:
– А ты спросил бы для начала, гражданин начальник, хочет ли тебя видеть Богдан.
– Так пойди и спроси. – В душе шевельнулась холодная ярость, но Денис не дал ей выхода, лишь сжал губы, да в глазах его полыхнул недобрый огонь.
Килька отлично знал характер старшего уполномоченного и злить его понапрасну опасался. Так что он быстро скрылся из виду, бормоча себе под нос что-то очень нелестное про N-ский угрозыск.
Ждать долго не пришлось, уже через полминуты Килька вернулся и снова склонился в дурашливом поклоне:
– Просят-с вас!
Он цепко окинул Дениса взглядом с ног до головы, явно пытаясь определить, есть ли у него с собой оружие, но обыскивать не стал. И явно не от уважения к его должности или страха. Не велели его шмонать23, а то бы Килька не постеснялся.
Дениса провели в заднюю комнату, достаточно большую и светлую. Тут было хорошо натоплено, но Денис лишь расстегнул тулуп, не став снимать его совсем. Задерживаться в «Гвоздях» он точно не собирался.
В красном углу, где в деревенских домах обычно висели иконы, тут были портреты Бакунина и Кропоткина. Прямо под ними, за столом, застеленным чистой белоснежной скатертью, сидел черноволосый мужчина, на вид примерно ровесник Дениса, но с очень заметной проседью на висках.
– Всё в идейного играешь, – кивнул Денис на портреты. Не дожидаясь приглашения, он придвинул себе простую деревянную табуретку и уселся напротив хозяина, положив руки на стол, словно показывая миролюбивость своих намерений.
Черноволосый наигранно дружелюбно улыбнулся, но руки Денису не протянул, а тоже положил их на стол, ладонями вверх.
– Почему же играю? Я идейный и есть.
Денис усмехнулся, но спорить с бывшим своим однокурсником и бывшим анархистом, а теперешним вором и бандитом не стал. Не затем он сюда пришёл.
Словно прочитав его мысли, Богдан спросил, буравя Дениса