Сегодня мы всей Пятеркой сходили в дипломатическую миссию, в ходе которой Серегин пытался наладить контакт с родным миром супруги. Нельзя сказать, что его вылазка была особо успешной, но и провальной ее не назовешь. Впрочем, я как и другие члены Магической Пятерки, нужна была Серегину только в момент открытия первоначального портала, а дальнейшие контакты с тем миром обойдутся без нашего участия. Потом был обед, а после него и до самого вечера я делала кое-какие дела вместе со своими гавриками.
В свою комнату я поднялась, когда уже стало темнеть. На Заброшенный Город опускались фиолетовые сумерки. Я любила, выйдя на балкон, полюбоваться вечерней панорамой и подышать влажной прохладой. В это время повсюду зажигаются огоньки и улицы наполняются прохожими. Кто-то спешит на танцы, кто-то просто прогуливается перед сном. Повсюду звучат веселые голоса, и издалека уже доносится ритмичная музыка.
Вот и в этот вечер я, стоя на балконе, наслаждалась дивным вечером, стараясь не думать о том, что настойчиво лезло в голову. Получалось плохо. Спокойная философская созерцательность никак не хотела сбивать мой романтический настрой. Во всем мне слышался зов Любви: в тихом шелесте гигантских деревьев, в мелодичном смехе девушек, в звуках незнакомой, но такой прекрасной мелодии… И казалось, что стою я перед какой-то чертой, перешагнуть которую и страшно, и очень хочется… Могу ли я, маг Разума, быть счастливой в любви? Сумею ли сберечь этот дар, если он будет мне преподнесен? Да, я хорошо разбираюсь в чужих душах, но вот своя для меня потемки… Но ведь так и должно быть? Если бы я знала себя в полной мере, то и жить было бы неинтересно… В этом и заключается острота и прелесть бытия: бесконечно познавать себя, делать выбор, приобретать опыт.
В момент этих размышлений я услышала какой-то шорох прямо под балконом, и через мгновение увидела перед собой Белочку… Маленькая проныра ловко вскарабкалась на перила и уселась на них, свесив ножки внутрь. Личико у нее было лукавое, глазки горели, и становилось ясно, что она принесла потрясающие новости. Однако выкладывать она их не спешила.
— Привет, Аннушка. Чудесный вечер, не правда ли? — произнесла она, и хитринка в ее глазах стала еще явственней.
— Привет, моя малышка! — ответила я и с нарочитым равнодушием пожала плечами. — Вечер как вечер…Тут все вечера чудесные.
— А для кого-то он совсем не чудесный… — произнесла кукла, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— Вот как? И для кого же? — спросила я, делая вид, что любуюсь розовыми облаками на горизонте, подсвеченными уже севшим солнцем.
— Угадай!
— Ну не знаю…
— Ой, не притворяйся! Не знает она! — Куколка ехидно захихикала.
Я, конечно, уже обо всем догадалась. Но мне так не хотелось выглядеть в собственных глазах любительницей обсудить чужую личную жизнь… Я старалась быть невозмутимой. Но… мне и вправду было интересно. Да и не стоило забывать, что Белочка — это часть моей личности, и если ей что-то известно, значит, я сама неосознанно хотела это знать.
Я уперла руки в перила и склонилась к своей малышке.
— Ну давай, выкладывай уже, маленькая шпионка… — улыбнулась я. — Просто сгораю от нетерпения узнать, что там у них произошло…
Белочка сложила ручки на груди, прокашлялась для важности и начала голосом завзятой сплетницы:
— Ой, что было… что было… Заламывание рук, рыдания, гром и молнии, летающие предметы! Короче, Маринку прорвало…
То, что рассказывала маленькая проныра, я как будто бы видела собственными глазами — настолько красочен был ее рассказ…
…После обеда чета Высоцкий-Влади отправилась в свои апартаменты, и Владимир стал рассказывать супруге о своих планах. Он был очень воодушевлен и весел, намереваясь сразу, как появится возможность, посетить мир Елизаветы Дмитриевны, чтобы посмотреть на тамошних людей и, если будет возможность, показать себя. Говоря об этом, он ходил по комнате, даже не глядя на жену, не замечая, что на ее лицо наползает все большее уныние.
И тут она выдавила из себя: «Володя… Нам нужно серьезно поговорить…».
Он взглянул на нее и нахмурился. Вся веселость мигом слетела с него. Марина сидела в кресле, вжавшись в спинку, и нервно теребила руки, безотрывно глядя на супруга «драматическим» взглядом.
«Ну чего ты, Марин…»
«А ничего! — воскликнула она с нотками истерики. — Я так больше не могу! Понимаешь⁈ Мне все надоело, надоело!»
«Марин, успокойся, в чем дело, я не понимаю…»
Растерянный, он стоял перед ней, машинально шаря по карманам в поисках сигарет. Хлоп! — и новенькая пачка, доставленная невидимыми слугами, уже лежит на столе. Почетным гостям в Тридесятом царстве можно все, и даже немного более. Высоцкий торопливо достал сигарету и закурил.
И тут Маринка зарыдала:
«Не понимаешь? Куда уж тебе понять… Ты совершенно не обращаешь на меня внимания! Меня как будто и нет для тебя! Что вообще происходит? Тебя будто подменили! Я думала, все будет иначе!»
«Марин… я не понимаю, что не так? — удивился Высоцкий. — Я не пью больше, и мне даже не хочется! Ты же этого хотела? Все нормально у нас, живи да радуйся! Так чем ты недовольна?»
«Да, ты не пьешь! — плаксиво загундела Влади. — Но ты стал другим! Я тебя вообще не интересую! Ты весь в каких-то других делах, которые меня не касаются! Ты бываешь где захочешь, таскаешь меня за собой, а меня ты разве спрашиваешь, хочу ли я этого⁈»
Потрясенный бард смотрел на свою жену и мрачнел все больше. С его сигареты падал пепел, но, не долетая до пола, растворялся в воздухе.
А Марина продолжала выплескивать все то, что так долго в себе сдерживала:
«Меня словно