Примечание авторов: * В первый вторник после первого понедельника ноября в каждом високосном году в США проходят президентские выборы, зачастую обозначающие полную смену политической линии.
— А с нами мистер Серегин возился почти полгода*, пытался уговорить жить мирно и не представлять угрозы для остального человечества, — сказал Джеральд Форд. — Я как раз был не против решить все мирным путем, ибо понимал, что имею дело с силой неодолимой мощи, но хозяева жизни и смерти нашей Америки восприняли требование мирного сосуществования как тягчайшее оскорбление в свой адрес, и принялись готовить для Америки и всего мира ракетно-ядерный апокалипсис. Сами они надеялись отсидеться в максимально далеких от будущего театра боевых действий Австралии и Новой Зеланди — но Бич Божий с легкостью поломал им эту игру, а потом уложил нас на лопатки своей грубой вооруженной силой.
Примечание авторов: * В мире 1976 года отсчет для Америки начался 15 февраля, когда в Чили был ликвидирован диктаторский режим генерала Пиночета, и закончился 7 августа матчем в Ред-Алерт за номером два. За вычетом одной недели как раз полгода.
— У нас все кончилось гораздо быстрее, примерно за месяц, — сказал Джордж Буш-старший. — При этом из всей администрации моего предшественника президента Рейгана мистер Серегин посчитал возможным разговаривать только с вице-президентом, то есть с вашим покорным слугой, а всех остальных он отправил в мясорубку своих следственно-судейских органов и умыл после этого руки.
— А что случилось при этом с мистером Рейганом? — поинтересовался Рузвельт. — Как я понимаю, мистер Серегин его убил, раз уж вы теперь занимаете президентский пост…
— Нет, мистер Рейган умер сам, ровно в тот момент, когда Специальный Исполнительный Агент самого Господа заявился прямо в Овальный кабинет для того, чтобы продиктовать нам условия капитуляции, — ответил Джордж Буш-старший. — Насколько я понимаю мистера Серегина, ему мой предшественник был намного интереснее на скамье подсудимых Международного Трибунала, рассматривающего дело о подготовке и развязывании Третьей Мировой Войны, после которой человечество было бы отброшено к порогу Каменного века. Такая уж это страшная штука — ядерное оружие.
— Все верно, — подтвердил я, — а еще такая внезапная смерть мистера Рейгана может быть объяснена тем, что его личность была оседлана какой-то демонической сущностью. Чем дальше, тем сильнее это явление распространено в вашем обществе, однако в последнее время мой внутренний архангел набрал такую силу, что даже простое нахождение с ним в одном помещении чревато для демона прекращением его существования.
— Так значит, вы считаете, что во всех наших бедах виновен мистер Сатана и его миньоны? — спросил Рузвельт, меняя тему разговора.
— Не совсем так, — ответил я. — Царящая среди вас безграничная алчность, а также чувство пренебрежения другими народами и нижестоящим плебсом приводят к тому, что Сатана и родственные ему сущности рангом поменьше чувствуют себя в вашей Америке как дома. И уже в свою очередь способствуют увеличению общего количества несчастий, человеческих мучений, страха и жестоких убийств, ибо как раз таким образом эти твари питаются. И это явление свойственно не только двадцатому и двадцать первому векам. Вся ваша история — это сплошная цепь преступлений и жестокостей, начиная с первого прибытия к берегам Северной Америки английских поселенцев.
«Если хочешь, Серегин, могу рассказать тебе о геноциде древнего аборигенного доиндоевропейского населения, обитавшего на Оловянных островах в неолите и позже, до самого прибытия туда кельтских племен, — шепнула энергооблолочка. — Именно тогда в захоронениях Ирландии и Шотландии мужские гены, характерные ныне для населения Ближнего Востока и Кавказа, катастрофически уменьшились в количестве, а их место в генетическом поле заняли мужчины индоевропейского происхождения, ранее вовсе отсутствующие в данной местности. Как такое может получиться, думаю, рассказывать не надо. Сам все понимаешь, не маленький. При подселении к аборигенам миролюбивого народа, вроде твоих предков, картина должна быть в корне иной».
«Да, это интересно — подумал я, — но не сейчас. Давай не будем углубляться в столь седую древность — и от того, что мы уже обсуждаем, у клиента буквально голова идет кругом».
«Хорошо, Серегин, — мысленно пожала плечами энергооболочка. — Только имей в виду, что люди со временем не меняются, даже если проходят тысячелетия, а истории свойственно повторяться при каждом новом витке».
«Понятно», — ответил я, на чем наш внутренний обмен мнениями был закончен, а во внешнем мире за это время не прошло и секунды. Мистер Рузвельт над ответом на мои последние слова думал гораздо дольше.
— К сожалению, не могу вам ничего возразить, — вздохнул он, — ибо помню, как правительство моего предшественника президента Гувера танками, кавалерией и слезоточивым газом разгоняло голодные марши протеста ветеранов первой мировой войны, всего за четыре месяца до избрания меня на первый президентский срок. При этом наша свободная пресса с улюлюканьем одобряла эти акты беспримерной жестокости против невооруженных людей, в том числе женщин и детей. И, по странному совпадению, Дуглас Макартур, руководивший мероприятиями по очистке Вашингтона от протестующих, десять лет спустя оказался никудышным командующим, вдрызг продул джапам сражение за Филиппины, после чего удрал от них на торпедном катере, бросив своих солдат.
— Вы, мистер Рузвельт, — сказала товарищ Антонова, — возможно, самый человекообразный из всех американских президентов, не исключая присутствующих, а потому стоите от всей этой камарильи наособицу. Но, к сожалению, ваш гуманизм распространяется только на американских граждан англосаксонского происхождения, а натурализовавшихся в Америке японцев вы, не моргнув глазом, загнали в концлагеря, исходя не из их уровня лояльности, а только лишь из этнического происхождения.
А вот тут старине Фрэнки ответить было нечего: в его мире товарищ Сталин не депортировал ни советских немцев, ни чеченцев и ингушей, ни крымских татар, ни турок-месхетинцев, зато, рассмотрев Истинным Взглядом, выбросил во тьму внешнюю нескольких высокопоставленных иарких апологетов такой мерзкой политики.
— Могу добавить, — хмыкнул я, — что ваш министр финансов Генри Моргентау придумал такой план послевоенного переустройства